Тишина.
— Ну, по правде говоря, я и сейчас-то не могу этого сделать. Даже сейчас. У меня в голове что-то заклинило — и я просто не могу. Просто не могу проделывать это с тобой. Да и с кем-нибудь, наверное, тоже. Слишком уж все это искусственно. Словно западня. — Тут я на секунду закрыла глаза, а когда открыла их снова, то увидела, что он не сводит с меня немигающего взгляда. — И все же ты никогда не был для меня пожарным выходом. Нет, просто был ты — ты, который все разрушил, — был ты и была я.
Он упорно продолжал на меня смотреть, и лицо его вдруг ожило, став таким, как прежде, — чутким и мягким.
— И если ты не примешь меня такой, не захочешь, чтобы все было как в те последние несколько дней, я пойму. Я хочу сказать: ты ведь не за тем ехал в Клуб? Я пойму, если ты по-всякому меня обзовешь. Я это заслужила. Но что случилось, то случилось. И я люблю тебя. Я влюблена в тебя, и еще ни разу в жизни никому не говорила таких слов. — Тут я замолчала, так как срочно надо было высморкаться и вытереть глаза.
Я стояла, уставившись в пол и радуясь про себя, что сумела это сделать. Как бы то ни было, я сделала это! Худшее позади. И от одного осознания этого мне сразу стаю так легко и спокойно. А теперь — будь что будет! Отступать уже поздно. И пусть Эллиот злится себе на здоровье!
Тишина.
— Ну, в любом случае, я сказала все, что хотела. Что я люблю тебя и сожалею, что причинила тебе боль, — заявила я и, разрыдавшись, добавила: — Это что-то. Слезы каждые четыре часа. Это уже становится моей второй натурой, точно новый вид садомазо: бросает то в жар, то в холод.
Комната вдруг расплылась у меня перед глазами, будто внезапно выключили свет. А потом снова включили. Он подошел ко мне совсем близко и встал прямо передо мной в отсветах пылающего огня в камине. От него так приятно пахло одеколоном, а еще соленой морской водой.
Я почувствовала, что рассыпаюсь на мелкие кусочки. Именно так, как и говорила Мартину. Мне хотелось дотронуться до него, прижаться к его груди. Но мы оба продолжали стоять как вкопанные. И я просто не осмеливалась первой протянуть руку.
— Знаешь, я… ах… я забронировала места в самолете до Венеции, — произнесла я. — Я тут подумала, а вдруг у нас снова получится и мы сможем все наладить. На сей раз мы ведь реально можем вот так просто взять и сорваться. Можем просто побродить по Венеции и все обсудить. Если, конечно, удастся помириться, если ты… Я имею в виду, если, конечно, я не все до конца изгадила…
Тишина.
— Помнишь, ты как-то говорил, что лучше Венеции нет города для прогулок, не считая, конечно, Нового Орлеана.
Тишина.
— Это твои слова, — вдруг отозвался он.
— Мои? Ну, знаешь, вся эта еда в Венеции, ну, я хочу сказать, макароны и все такое… Может, все же стоит попробовать? — спросила я, посмотрев ему прямо в глаза. — Я хочу сказать, что все бы отдала, лишь бы… Лишь бы вернуть тебя!
— Все-все? — переспросил он.
— Ага, все, за исключением одного… Не хочу больше быть Перфекционисткой. Даже и не проси!
— А как насчет того, чтобы выйти за меня замуж? Стать моей женой?
— Выйти за тебя замуж!
— Да, именно это я и сказал.
Я прямо-таки остолбенела и даже не сразу нашлась что ответить. Похоже, он не шутил, а еще был таким красивым, что у меня перехватило дыхание.
— Выйти за тебя замуж! — повторила я, не веря своим ушам.
— Да-да. Именно так, Лиза. Замужество, — слегка улыбнулся он. — Как насчет того, чтобы спуститься с холма и представить меня твоему отцу? А потом поехать в Соному, чтобы познакомиться с моим? И устроить скромную свадьбу в стране виноградников, прислать твою семью, мою семью и…
— Эй, не так быстро!
— А я‑то думал, что ты любили, меня. Что хочешь остаться со мной навсегда… что сделаешь все, чтобы вернуть меня. Ну, я люблю тебя, и ты это знаешь. Тебе, должно быть, уже надоело в сотый раз слушать об этом. И я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Лиза. Вот что значит для меня слово «навсегда». Вот что значит любить. — Голос его окреп, зазвучал более решительно. — Все, больше никаких перепихов на заднем сиденье, как раньше. Нет, все будет совершенно официально, с кольцами, клятвами и всем остальным.
— Не кричи на меня, Эллиот, — слегка попятившись, сказала я.
Мне словно дали под дых. Спуститься с холма и познакомиться с отцом! Пожениться. Ради всего святого!
— Я не кричу, — отозвался Эллиот, в ярости раздавив в пепельнице окурок. Он вел себя так, словно готовился к кулачному бою. — То есть я хочу сказать, что мне приходится кричать, раз уж ты такая тупая. Потому что так плохо себя знаешь. Потому что не можешь понять, какая ты на самом деле. А я, по своей глупости, не объяснил тебе еще в Новом Орлеане, что больше не желаю, чтобы мы возвращались в Клуб со всеми его забавами и игрищами. Я позволил уговорить себя этим двоим ловчилам, специалистам в области секса, оставить тебя там, что с моей стороны было довольно гнусно. А я не люблю краснеть за себя. Я хочу жениться на тебе. Вот так-то.