Выбрать главу

Рядом с Джелани, в таком же плетеном кресле, расположилась Дапн. Она смотрела в ту же сторону, что и нгояма, и, казалось, прислушивалась к звукам леса, словно пыталась понять, о чем говорят его обитатели. На очокочи она не обратила никакого внимания.

Бесарион в очередной раз обиделся. В ранге посла Совета XIII cамому себе он казался avis rаrа, редкой птицей, а, главное, очень важной, и пренебрежение, с которым его встретил Джелани, вызывало у него раздражение и желание ответить какой-нибудь грубостью. Сдерживало его только присутствие Тафари, который всюду следовал за ним безмолвной, но очень грозной тенью.

Поэтому Бесарион не стал покорно дожидаться, пока Джелани заметит его, а принял горделивую позу и надменно произнес:

— Джелани! Concordia parvae res crescunt, discordia maximae dilabuntur. При согласии малые дела растут, при несогласии великие дела разрушаются…

Но Джелани прервал его речь взмахом руки.

— Я знаю все, что ты хочешь мне сказать. Не трать понапрасну драгоценного времени. Vita brevis est. Жизнь коротка. Но ответь мне: знаешь ли ты, какое живое существо внушает ужас всем обитателям тропического леса?

Бесарион растерянно замигал глазами. Джелани понимающе улыбнулся и сказал:

— Возможно, ты удивишься, но это муравей.

Бесарион недоверчиво улыбнулся.

— Да как же так? Я могу раздавить его пяткой.

— Одного — да, — согласился Джелани. — Но когда и где ты встречал одинокого муравья? Тебе это неведомо, но когда муравьи выходят из своего жилища в поисках пищи, от них в ужасе разбегаются даже слоны. Муравьи идут широкой цепью и поедают все, что попадается на их пути. Те, кто не успевают скрыться, гибнут. Особенно беззащитны перед ними маленькие птички и молодые животные. Но иногда муравьи залезают даже слону в хобот, и это приводит его к потере рассудка. Поверь мне, это непобедимая и самая жестокая в мире армия.

— К чему ты рассказал мне это? — озадаченно спросил Бесарион. — Мы не собираемся вступать в войну с муравьями.

— К тому, что как ни ужасны муравьи, но люди страшнее их, — ответил Джелани. — И я хорошо понимаю это. Как и то, что только объединившись духи природы смогут противостоять нашествию людей и собственному вымиранию. Поэтому я принял посланников Совета тринадцати. Я согласен, что мы должны объединиться, Африка со всем остальным миром. Но, признаюсь, у меня есть сомнения. Я слышал много такого о Совете тринадцати, что заставляет меня колебаться. И это lapis offensionis. Камень преткновения.

— Ложь и клевета, — буркнул Бесарион. — Происки недоброжелателей кобольда Джеррика.

— Auscultare disce. Учись слушать, — в глазах Джелани, словно вспышка молнии, блеснула угроза. — Я впитал эту мудрость с молоком матери. И, поверь, я умею слушать и отделять истину ото лжи.

— Не сомневаюсь в этом, Джелани. Однако…

— Однако я готов рискнуть, — надменно перебил его Джелани. — Ради блага своего народа. Но с одним условием.

Бесарион насторожился, с немым вопросом в глазах взглянув на нгояма.

— Я встречусь с главой Совета тринадцати в Берлине через одну луну только в том случае, если меня будет сопровождать гамадриада Дапн. А поскольку совершать в такое короткое время столь утомительное путешествие дважды ей будет крайне утомительно, то на все эти дни она останется моей гостьей, в Basse Santa Su, в этом доме. Dixi. Я сказал все, что хотел, и добавить к сказанному мне нечего.

Бесарион с облегчением вздохнул. Он со страхом ожидал, что скажет Джелани, и это условие показалось ему смехотворным. Но затем очокочи с тревогой взглянул на гамадриаду — что ответит она? Захочет ли эта изнеженная нимфа провести целый месяц в африканской глуши, в которой нет ничего, кроме зноя, мух и ядовитых змей, да еще и Тафари впридачу, как будто было мало всех прочих неприятностей. Сам Бесарион не согласился бы на такое ни за какие обещанные ему в будущем блага мира.

Но неожиданно для очокочи Дапн не возражала. Ему даже показалось, что она восприняла ультиматум Джелани с радостью, легкокрылой тенью промелькнувшей по ее лицу. Однако ручаться в этом Бесарион не стал бы. Он сомневался во всем и всегда, когда речь заходила о таких непостижимых для его разума существах, как женщины. Сам он прекрасно обходился без них, предпочитая любовному свиданию дружескую попойку.

Когда соглашение было достигнуто, оставаться в доме Джелани Бесариону не было смысла. Да его никто и не задерживал. В сопровождении все того же Тафари и на том же запыленном Mobius оne очокочи уже через полчаса выехал в аэропорт. Он хотел успеть на самолет, который вылетал в Берлин этим вечером. Очокочи спешил навсегда проститься с Африкой, которая произвела на него самое гнетущее впечатление из всех, какие он когда-либо испытывал в своей жизни.