В последние дни меня охватывает все большее беспокойство. Ведьма вторгается в мои сны, требуя, чтобы я закончил рассказ, мне слышится ее шепот, когда я брожу по городу. Клянусь, что время от времени я чувствую ее дыхание на своей коже, подобно зуду. Вот и сейчас я отправился по делам, и глаза мои видят улицы и проспекты родного города, а воображение рисует иные края, иные земли: выжженные солнцем развалины Тулара, гранитную громаду Северной стены. Моя жизнь протекает в мутном сумраке между прошлым и настоящим.
Я стал задаваться вопросом: что, если, начав писать, я навеки затеряюсь в лабиринтах прошлого? Не станет ли воздух земли, созданной чернилами на листе пергамента, более подлинным, чем тот, которым я дышу? Не увязну ли я в воспоминаниях о прежних страхах и редких удачах, обреченный на нескончаемые переживания?
Я знаю, что должен попытаться приступить к работе, но не могу. Хотя это единственный способ избавиться от проклятия вечной жизни. Только завершив записи, я погружусь в смертельное блаженство. И все же в прошлом месяце я усомнился в обещанном. А вдруг слова ведьмы — не более чем уловка, ее последний преступный замысел?
Поэтому очень долго я бездействовал, разрываясь между гибелью и спасением.
Сказать по правде, так продолжалось до нынешнего утра, когда она подала мне знак!
Проснувшись с первыми петухами, я плеснул в лицо ледяной водой и в зеркале над умывальником узрел настоящее чудо. Среди моих черных прядей серебрился один-единственный седой волос. При виде него мое сердце сжалось и глаза наполнились слезами. Когда утренний туман растаял в лучах восходящего светила, я все еще оставался недвижим, не осмеливаясь даже пошевелить пальцем, опасаясь, что зрение обманывает меня. После стольких лет ожидания это было бы слишком жестоко.
В тот миг я ощутил, как оживает нечто, давно умершее в моей душе. Надежда!
Мои колени ослабели, я рухнул на пол, с рыданиями осознавая то, что произошло. Мне был явлен первый признак старости, предвестник смерти.
Едва я обрел способность управлять собственным телом, как вскочил и прикоснулся к седому волоску. Он никуда не делся! Ведьма не солгала.
Понимание этого вывело меня из тупика. Забыв позавтракать, я разложил перья, чернильницы, пергамент и принялся за работу. Я должен был закончить повествование.
Свет зимнего дня за окном поблек, как будто кто-то отнял все краски мира. Люди спешили по серым улицам, закутанные с ног до головы в тяжелые шерстяные плащи серо-бурого цвета. За городскими стенами белизну заснеженных холмов пятнали сажа и пепел коптящих дымоходов Келла. Вся местность казалась нарисованной серыми и черными красками. Даже небеса были затянуты плоскими, однотонными тучами, подобно серой грифельной доске.
Середина зимы.
Это — прекрасная пора для рассказчика, чистый холст, ждущий прикосновения кисти, чтобы вернуть миру всю полноту жизни. Это пора, когда люди теснятся у очагов в ожидании рассказов, наполненных яркими и сочными подробностями. Это пора, когда гостиницы переполнены до отказа, а странствующие менестрели исполняют скабрезные чужеземные песни об огне и солнечном свете. В любое другое время их труд не стоит и медяка, но зимой… В эту пору унылых небес и мрачных сердец даже жалкий рассказчик может заработать полный горшок золота и серебра за свои байки. Так все жаждут историй зимой.
Конечно, и я хочу кое-что получить за свое повествование не золото, а нечто более ценное. То, что ожидает с рождения всех людей. То, что у меня было похищено ведьмой. Я хочу обрести смерть.
Пока весь мир кутается в безмолвный плащ зимы, я продолжаю историю Элены. Прошу вас закройте глаза и внемлите. В зимнем шепоте выделяются грозные голоса. Вы слышите их? Люди бряцают словами, будто оружием, наносят и отражают удары… И там же, окруженная их яростью, сидит одинокая женщина.
Книга первая
ВРАТА ВЕЙРА
ГЛАВА 1
Трон казался Элене очень неудобным. Это кресло явно предназначалось для кого-то солидного и больше повидавшего в жизни, чем она. Высокую прямую спинку покрывали узоры в виде вьющихся роз, чьи шипы чувствительно впивались в тело даже через платье и шелковую накидку. На жесткое сиденье, сделанное из отполированной твердой древесины, никто не догадался положить подушку, чтобы сделать кресло хотя бы чуть-чуть удобнее. Целую вечность трон олицетворял власть в А’лоа Глен. На нем восседали короли и наместники, люди, закаленные морем и плевавшие на удобства.