Было затруднительно считать мгновения после первой сотни. Он досчитал до 2600, когда в дверь постучали. Не обращая на стук внимания, как на бесконечные назойливые телефонные звонки, он вновь попытался сосредоточиться.
— Пожалуйста, Джустин, пожалуйста, впусти меня!
— Это невозможно, — с осторожностью объяснил он, — если я впущу тебя сейчас, я не смогу убедиться, реальна ли ты.
— Я реальна, Джустин. Ты можешь прикоснуться ко мне, увидеть меня. Ну, пожалуйста, Джустин!
— Это как раз то, чего я боюсь. Тогда я уже не смогу проверить, сошел ли я с ума.
— Джустин, я хочу тебя! Слышишь?
— Ты что, плохо понимаешь? Я же объяснил, что это невозможно.
— Я все равно не отойду от этой двери. И когда ты выйдешь…
— Я не собираюсь выходить. Надо было сразу приходить, а не трезвонить попусту. Теперь слишком поздно. Ну, как я могу поверить в тебя? Это было бы непростительной глупостью по отношению к себе.
Ответа из-за двери не последовало.
— Вроде, ушла, — пробормотал он.
Хотя прекрасно знал, что она еще там. Хольт вышел на балкон и посмотрел на укутанный снегом город. Под лунным светом он выглядел гораздо привлекательнее, чем при дневном.
“Я прыгну, как только досчитаю до десяти”, — мысленно сказал он себе.
Посчитал до десяти, но не прыгнул. Можно было еще вернуться к двери и проверить. А не пригрезилось ли ему в самом деле все, что она ему насоветовала? Наверное, это было бы правильно.
Он досчитал до двадцати, потом до пятидесяти, потом дошел до ста. У чисел своеобразный эффект — они успокаивают. Каждое число было немножко больше, чем предшествующее, а последующее — немножко больше, чем исходное. Он досчитал до 198.
В дверь постучали сильнее.
Рванувшись вперед, он легко перебросил свое тело через балкон. С высоты четырнадцати этажей он летел навстречу мягкому лунному снегу.
Лео Бигли
Вершина триумфа
При соблюдении перемирия фиксы старались сохранять внешнее спокойствие. Эти глупые нонконформисты населяли внешние планеты звездной системы Ондленга, что составляло двенадцатую часть всей системы, не говоря уже о том, что их планеты были буквально нашпигованы драгоценными металлами. Поэтому не было ничего удивительного, когда все поэты и философы Ондленга (а философией у фиксов увлекался каждый), были расценены Уважаемой Региональной Комиссией, как прослойка населения, доставляющая одно лишь беспокойство и, как бы это точнее выразиться, заслуживающая подавления.
“Подавление” — чистой воды эвфемизм. Вертится на языке и не выносит никаких раздражающих суррогатов типа “убийство”, “геноцид” и “кровопролитие”.
Слишком долго фиксы следовали ондленгской философии, что и послужило причиной занесения их в черный список. Комиссия собрала немалые силы для подавления.
К тому же Вселенная сжимается. Это незыблемый закон энтропии. Уничтожение энергии системы.
Лично я ничего не имею против этих самых фиксов. Но внести какие-либо изменения во все происходящее я просто не в состоянии. Поэтому я и испытал нечто вроде жалости, когда мы зависли на орбите их последнего оплота. Планета Изаер была слегка сплюснута к полюсам (этакое ничтожное пятнышко на картах), но сейчас вблизи она заполнила все три экрана на активированной стене офицерской кают-компании.
Меня зовут Нев. Я — третий Полковой Командир Уважаемой Региональной Комиссии, Двадцать Восьмая Штурмовая Дивизия Четвертого Сегмента. Я трижды награжден почетными знаками отличия за многотысячные зарегистрированные убийства. Я выжил в девяти авариях на Земле и провел четыре дня в концентрированной химобработке. Мое имя увековечено на стелах семи Почетных мест уничтожения. Я потерял оба глаза при операции по искоренению людей-гигантов и теперь использую для зрения имплантированные глаза-линзы. Я прошел службу в четырех армиях и присутствовал при полной ликвидации трех цивилизаций. Я видел, как на протяжении долгих дней горели тела в пустыне Йорей. Смерть, разрушение и уничтожение мало меня заботят.
Я был рожден на планете Земля. Сейчас мне одиннадцать лет. После всего сказанного вы можете понять — в ситуации с фиксами угрызения совести меня не тревожат. Но я еще никогда не был на посту ответственного за полное уничтожение разновидности жизни. Моя мечта — увидеть свое имя занесенным в список Великих уничтожителей прочих разновидностей. Склеп на Земле и рядом с твоим именем — пометки исчезнувших рас. Когда-нибудь это произойдет…
Если бы фиксы были сообразительнее, согласились подыграть Комиссии и двадцать процентов их населения не отказалось бы от медицинских экспериментов на себе, то у них бы еще оставался один шанс выжить. Но они совершили роковую ошибку — они наотрез отказались.