Спускаясь в лифте, он еще подумал: “Хорошо, что я так и не рассказал Алисе о тряпичной игрушке, на которой подскользнулся прошлой ночью. Подумать только, что с ней могло быть, выслушай она эту историю! Нет уж, ни за что. Мало ли что бывает…”
Начало темнеть, когда он наконец добрался домой, воспользовавшись услугами такси. Расплатившись за проезд, Давид направился к дому. Тот казался мрачным и необитаемым. Давид вспомнил, что нынче пятница, а это значит, что кухарка отправилась восвояси со второй половины дня. Алиса, вероятно, сейчас спит, измотанная пустыми страхами.
Он перевел дыхание и повернул ключ в дверях.
Давид вошел, бросил шляпу с портфелем на стул и уже начал стягивать было плащ, как взгляд его задержался на лестнице и заставил замереть на месте.
Свет заходящего солнца, проникший через боковое окно, достаточно четко осветил яркие лоскуты тряпичной игрушки, лежащей на верхней ступени лестницы.
Но не это заставило его сердце учащенно биться. Алиса также лежала неподалеку в неестественной позе сломанной марионетки.
И она явно была мертва.
В доме по-прежнему стояла полная тишина. Давид бросился к жене и сжал ее лицо в ладонях, он также попытался усадить ее, шепча имя любимой, но все было тщетно.
Тогда он кинулся вверх по лестнице и распахнул дверь в детскую. Ребенок, как ни в чем не бывало, лежал в кроватке с широко распахнутыми глазами, с красным и потным личиком. Наверное, от долгих слез.
— Она умерла, — зачем-то сказал ребенку Давид. — Умерла…
Мужчина нервно захохотал. Сначала тихо, затем громче и громче.
В таком состоянии и застал его доктор Джефферс, который решил навестить Алису.
После нескольких сильных пощечин Давид наконец пришел в себя.
— Она упала с лестницы, доктор. Наступила на эту вот куклу и поскользнулась. Понимаете? Ночью я и сам чуть было не оступился из-за этой игрушки. Алиса…
Доктор как следует встряхнул его за плечи.
— Полно, доктор, — Давид вымученно улыбнулся. — Нелепость, верно? И, кстати, я придумал подходящее имя для малыша.
Джефферс напряженно ждал продолжения.
— В это воскресенье я понесу его крестить. Знаете, как я назову этого мальчика? Ни за что не догадаетесь. Я назову его Люцифером.
Было одиннадцать часов ночи, когда последние из выразивших свое соболезнование Давиду покинули его дом. Давид с доктором остались наедине и расположились в зале библиотеки.
— А ведь моя Алиса была вовсе не сумасшедшей, — спокойно произнес вдовец. — Да-да, и у нее были все основания бояться ребенка.
Джефферс предостерегающе поднял руку:
— Она обвиняла младенца в своем недуге, а теперь ты обвиняешь его в преднамеренном убийстве. Мы точно установили, что она наступила на ту игрушку, оступилась, что и послужило причиной ее смерти. Но причем же здесь может быть ребенок?
— Люцифер?
— Перестань называть его этим именем.
Давид упрямо покачал головой:
— Алиса неоднократно слышала какой-то шорох по ночам и возню в холле. Кто их издавал? Ответить на этот вопрос проще простого. Ребенок. В свои четыре месяца он превосходно умеет передвигаться в темноте и подслушивать наши разговоры. Когда же я вставал и зажигал свет… но ведь он такой маленький! Что ему стоит спрятаться за мебелью или, скажем, за дверью?
— Перестань молоть чепуху! — не выдержал доктор.
— Нет уж, позволь! Иначе я точно сойду с ума. Вспомни, когда я был в Чикаго, кто постоянно не давал Алисе спать и довел ее до пневмонии? Ребенок! А когда моя жена выздоровела, он предпринял попытку убить и меня. Это ведь так просто — подбросить игрушку под ноги в темноте и истошно кричать, пока отец спросонья не бросится вниз кипятить молоко… Просто, как все гениальное. Но со мной этот фокус не прошел, а вот Алиса…
Давид судорожно закурил сигарету.
— Мне бы следовало раньше насторожиться, ведь я неоднократно включал по ночам свет в детской, и постоянно ребенок лежал с открытыми глазами. А дети обычно всегда спят, если они сыты и здоровы! Но только не этот. Он не спит, он напряженно думает и строит планы!
— В таком возрасте дети не думают.
— Верно. Но этот не спит, а значит, его мозги продолжают работать. Да и что мы, собственно, знаем о психике младенцев? У него были веские причины ненавидеть Алису. Она все время утверждала, что это необычный ребенок. Совершенно необычный! Так что же мы знаем о младенцах, доктор? Общий ход их развития? И только. А сколько детей убивают своих матерей при рождении?! За что? Может, мстят за то, что их без согласия выталкивают в этот непривычный для них мир? Допустим, что лишь несколько младенцев из миллиона рождаются способными передвигаться, видеть, слышать, как многие животные или насекомые. Насекомые, например, уже рождаются вполне самостоятельными. А у наших детей уходят годы на то, чтобы научиться говорить и уверенно передвигаться. Но если допустить, что рождается один, скажем, на биллион, способный думать. Младенец, наделенный разумом! Что ему стоит прикинуться обычным слабым, беспомощным и постоянно вопящим? Не вызывая подозрений ползать во тьме ночи по дому и слушать, слушать… Как легко при рождении прижаться к матери и несколькими ловкими движениями отправить ее на тот свет!