Конечно, он не мог рассчитывать на то, что «цивилизованные» народы совсем отказались от самых жестоких пыток. Слишком хорошо он изучил историю своего мира, чтобы не знать, что цивилизованные нации двадцатого столетия в обращении с национальными меньшинствами, порабощенными народами и побежденными врагами не более гуманны, чем их предки-варвары в древности и в средние века.
Минут через пятнадцать машина остановилась. О'Брайена и Ту Хокса вывели, завязали на шеях веревки и заставили идти дальше. Сначала была лестница, потом длинный коридор и, наконец, винтовая лестница вниз. Ту Хокс молчал. О'Брайен ругался. После небольшой заминки заскрипела дверь, и их куда-то втолкнули. Несколько минут они стояли, ожидая. Затем повязки сняли, и яркий свет электрической лампочки без абажура ударил им в глаза.
Как только глаза привыкли к свету, Ту Хокс рассмотрел, куда их привели. Это было помещение со стенами из голых гранитных плит и высоким потолком. Лампа стояла на столе, и абажур был повернут так, чтобы свет бил прямо в глаза пленникам. В комнате было много людей, одетых в узкие темно-серые мундиры.
Предположение Ту Хокса оказалось верным: их привели на допрос. Но к несчастью, летчикам не в чем было признаваться. А правда была так невероятна, что допрашивающие не поверят ни единому их слову. В лучшем случае их примут за двух перкунских шпионов, наскоро придумавших эти жалкие и нелепые фантастические истории. Да по-другому и быть не могло. Если бы человек из этого мира попал бы на родную Землю Ту Хокса, ни немцы, ни союзники не поверили бы ни единому слову из его самого что ни на есть правдивого рассказа.
Но, несмотря на это, пришло время, и Ту Хокс вынужден был рассказать эту правду. О'Брайен сдался еще быстрее. Ослабленный малярией, он снова и снова терял сознание, пока допрашивающие убедились, что он не симулирует. Они оставили его в покое и всю свою энергию и изобретательность сосредоточили на Ту Хоксе. Возможно, они упорствовали потому, что Ту Хокс был явно не похож на перкунца, и его считали предателем.
Ту Хокс упорно молчал и изо всех сил старался продержаться как можно дольше. Он помнил, что древние индейцы его Земли всегда восхищались людьми, выдержавшими их пытки. Иногда даже — конечно, очень редко — они принимали их в свое племя за мужество и стойкость.
Чуть позже он начал раздумывать, что изменится, если он перестанет молча сносить пытки, а будет кричать, петь или даже осыпать оскорблениями своих палачей. И Ту Хокс закричал. Это не улучшило его положения, но, по крайней мере, помогло сломить внутреннее напряжение.
Время шло. Он повторял свою историю пятый раз и опять клялся, что это правда. Начав рассказ в шестой раз, он потерял сознание, и был приведен в чувство потоком ледяной воды. Дальше он уже не думал, что говорить, что делать. Но о пощаде не молил. Он ревел, плевал им в лица, кричал, обзывал их жалкими, презренными тварями и клялся, что отомстит при первой же возможности.
И все начиналось сначала. Он кричал... кричал... И мир превратился в сплошной раскаленный ад.
Когда он пришел в себя, все тело болело, но это было ничто по сравнению с теми мучениями, которые он перенес в том каменном мешке. И все же единственным желанием было умереть, и этим покончить со всем. Потом он подумал о людях, которые так его отделали, и снова захотел жить. Он должен выжить, чтобы отомстить им, чтобы уничтожить их всех.
Время шло. Когда он снова очнулся, кто-то поднял его голову и влил в рот холодное питье. Он увидел несколько женщин в длинных серых одеждах, с белыми косынками на головах.
Они отвечали на его вопросы успокаивающими жестами, просили не разговаривать и меняли бинты. Они делали это осторожно, но от боли Ту Хокс снова потерял сознание. На этот раз он очнулся быстрее. Женщины уже обработали его раны болеутоляющей жидкостью и мазями и теперь перебинтовывали их чистыми бинтами.
Он спросил, где он находится, и одна из женщин ответила, что он находится в уютном и безопасном месте и что никто и никогда больше не сделает ему больно. Тут Ту Хокс сломался и заплакал. Женщины смущенно опустили глаза, но было непонятно, чем вызвано их смущение, то ли порывом его чувств, то ли здесь так было принято.
С этой мыслью он снова погрузился в сон, и пришел в себя только через два дня. Роджер чувствовал себя опустошенным, как после наркотиков. Голова была тупой и пустой, во рту пересохло. На соседней койке лежал О'Брайен. В тот же вечер Ту Хоксу удалось встать с постели и добраться до двери палаты. Никто ему не помешал, и он даже поговорил или, скорее, попытался поговорить с другими пациентами. Когда он вернулся в свою маленькую палату, то выглядел встревоженным и испуганным. О'Брайен внимательно на него посмотрел и спросил:
— Где мы?
— В сумасшедшем доме, — ответил Ту Хокс.
Сержант был слишком слаб, чтобы бурно отреагировать.
— Похоже, наши палачи решили, что мы — душевнобольные. Мы крепко держались за нашу историю, а наша история для них — просто бред. И вот — мы здесь, и можно сказать, что нам повезло. Эти люди, кажется, испытывают древнее почтение к сумасшедшим. Они хорошо с ними обращаются. Но мы, как ты понимаешь, все равно в плену.