Он собрал удивительное количество вещей. Я удивлялся, как он умудряется держать их в комнатке, почти такой же крохотной, как моя; три фабричных контейнера, набитых доверху, голодиски и проигрыватель, книжные ленты и несколько настоящих книг. На Земле все это весит больше, чем я могу поднять, — вероятно, Пятьдесят-шестьдесят кило, но, конечно, на Вратах поднять их легко; трудно только тащить по коридорам и спускать и поднимать в шахтах. Моим главным затруднением была только масса, а вот Мечникову пришлось тащить предметы громоздкие и хрупкие. Тащили мы около часу. И оказались в части астероида, в которой я раньше никогда не бывал. Здесь пожилая пакистанка пересчитала места, выписала Мечникову квитанцию и потащила вещи по густо заросшему растениями коридору.
— Фу, — сказал он. — Ну, спасибо.
— Не стоит. — Мы двинулись назад к стволу. Вероятно, Мечников понимал, что он у меня в долгу, поэтому он поддерживал разговор.
— Ну, как курс?
— Только что кончил и по-прежнему понятия не имею, как управлять этими проклятыми кораблями.
— А вы и не должны, — раздраженно ответил он. — Курс не должен научить вас этому. Курс дает только общее представление. А учишься всегда на практике. Труднее всего со шлюпкой, конечно. Ну, вы ведь получили ленты?
— О, да. — Шесть кассет. Каждый из нас после недельного курса получил набор. На кассетах все, что нам уже говорили, плюс сведения о различных приборах, которые Корпорация может установить на корабле хичи.
— Прослушивайте их. Если у вас есть голова, вы захватите их в полет. Там у вас будет для них достаточно времени. А корабли в основном летят сами по себе.
— Так-то лучше, — сказал я, сомневаясь в этом. — Пока.
— Он махнул рукой и, не оглядываясь, спустился в шахту. Очевидно, я согласился с его предложением насчет угощения на приеме. Где, кстати, оно ему ничего не будет стоить.
Я подумал, не поискать ли Шери, и решил, что не стоит. Я оказался в незнакомой части Врат, а карту свою, конечно, забыл. Брел наудачу мимо звездных перекрестков: некоторые туннели пахли пылью и запустением, народу было немного, потом оказался в районе, заселенном, очевидно, преимущественно восточноевропейцами. Языки были мне незнакомы, но с вездесущих ив свисали указатели и надписи на кириллице или каком-то еще более странном письме. Я пришел к лифту, немного подумал и направился вверх. Чтобы не заблудиться на Вратах, нужно двигаться вверх, до веретена, где всякий «верх» кончается.
Но тут я заметил, что проезжаю мимо Центрального парка, и решил немного посидеть под деревьями.
Центральный парк — на самом деле не парк. Это большой туннель вблизи от центра вращения астероида, отведенный под растительность. Тут я нашел апельсиновые деревья (это объясняло сок) и виноградные лозы, а также папоротники и мхи, но никакой травы. Не знаю, почему. Может, потому что сажают только виды, способные расти при недостаточном количестве света — главным образом блеск голубого металла хичи, а трава не может его эффективно использовать в своих фотохимических преобразованиях. Главная причина существования Центрального парка, конечно, всасывание окиси углерода и возвращение кислорода: поэтому и по всем туннелям много растительности. И еще растения глушат запахи — считается, что глушат, — и дают некоторое количество пищи. Весь парк примерно восьмидесяти метров в длину, а в высоту вдвое выше моего роста. Достаточно широк для нескольких извилистых тропинок. Растения как будто произрастают на настоящей земной почве. На самом деле это гумус, изготовленный из канализационных отходов — на Вратах несколько тысяч человек пользуются туалетами, — но это не заподозришь, глядя на почву или даже принюхиваясь к ней.
Первое дерево, достаточно большое, чтобы под ним сидеть, для этого не годилось. Это оказалась шелковица, и под ней была натянута тонкая сеть, чтобы собирать падающие плоды. Я прошел мимо по тропе и увидел женщину с ребенком.
Ребенок! Я не знал, что на Вратах есть дети. Маленькая девочка, лет полутора, игравшая большим мячом. В низком тяготении мяч передвигался медленно и напоминал воздушный шар.
— Привет, Боб! — Еще один сюрприз: со мной поздоровалась Джель-Клара Мойнлин. Не задумываясь, я ответил: «Я не знал, что у вас маленькая дочь».
— У меня ее и нет. Это Кэти Френсис, и мама иногда отдает мне ее ненадолго. Кэти, это Боб Броудхед.
— Здравствуй, Боб, — сказала девочка, изучая меня с расстояния в три метра. — Ты друг Клары?
— Надеюсь. Она моя учительница. Хочешь поиграть в «лови и бросай»?