На первых порах ему трудно было думать о ней как о женщине. Он так долго ждал сына, так привык думать о ребенке без пола, что научиться новому образу мыслей было непросто. Затем растерянность уступила место удовольствию и гордости. Но в глубине души он так и не смог отказаться от привычного отношения к Стивен как к сыну. Все в ней напоминало ему о покойной жене, о ее глазах и мягком голосе, надеждах и чувствах, с которыми она передала ему ребенка, прежде чем покинуть этот мир. Именно это определило его отношение к дочери и подход к ее воспитанию. Если девочке предназначено было стать ему и дочерью, и сыном, она должна приобрести и мужские качества наряду с женскими. Не так уж трудно добиться этого, когда речь идет о единственном ребенке, на развитие которого не влияют ни братья, ни сестры.
Однако был человек, категорически настроенный против малейших отклонений от традиционного воспитания девочки. Это была мисс Летиция Роули, которая заняла со временем место отсутствующей матери. Летиция была молодой тетушкой сквайра Роули из Норвуда, младшей сестрой его отца. Между ней и сквайром было всего шестнадцать лет разницы. Когда скончалась вторая жена старшего Роули, Летиция, к тому времени тридцатишестилетняя старая дева, занялась воспитанием юной Маргарет, а когда та вышла замуж за сквайра Норманна, мисс Роули была просто счастлива, ведь она знала Стивена с детства. И хотя ей хотелось бы подобрать для своей подопечной жениха помоложе, она не могла сомневаться в том, что сосед – лучший из мужчин с самым достойным положением в обществе. Она заметила, что Маргарет искренне влюблена, и Летиция, так и не узнавшая радости взаимной любви, нашла удовольствие в наблюдении за романтическими отношениями, разворачивающимися у нее на глазах. Так что она смирилась с тем, что поклонник Маргарет старше, чем можно было ожидать. Новость о смерти Маргарет настигла ее во время путешествия по Ближнему Востоку. Вернувшись домой, Летиция заявила, что будет заботиться о малышке, как прежде заботилась о ее матери. Но повторить прежний опыт ей не удавалось. Она была еще не в том возрасте, чтобы поселиться в Норманстенде, не вызвав недоумения и пересудов вокруг, а сквайр Норманн и мысли не допускал, чтобы его дочь жила где-то в другом месте, вдали от него. На долю воспитательницы оставался общий контроль за обучением и развитием девочки, но из-за расстояния между ними ее участие оказалось фрагментарным и откровенно недостаточным.
При всем очаровании Стивен росла своевольной, с детства проявляя властную натуру. Это доставляло ее отцу тайное удовольствие, так как соответствовало его идее, что Стивен будет для него и дочерью, и сыном. Он даже гордился проявлениями этакой имперской воли. Детский инстинкт победителя в сочетании с женской природой придавал ей особую власть, и Стивен рано почувствовала свои возможности. Она проверяла выносливость няни, затем пробовала силы на отце, добиваясь всего, что хотела, и избегая неприятностей. Постепенно она научилась захватывать максимально возможное пространство и устанавливать свои правила.
Не то чтобы она жаждала недоступного, чего-то заведомо вне пределов досягаемости. Практичность Стивен и ее маленькие уловки стали для отца источником бесконечной радости, а поскольку желания ее обычно были весьма разумными, ему было легко и приятно исполнять их.
Мисс Роули тоже нечасто замечала за девочкой поступки, которые заслуживали осуждения. Она тщательно подбирала для подопечной гувернанток, время от времени проверяя, как идут дела с обучением Маргарет. Девочка проявляла такую искреннюю радость и доверие, что сердце Летиции таяло, а на незначительные промахи или ошибки не хотелось обращать внимания.
Однако проходило время – и очередная гувернантка в слезах отказывалась от места, несмотря на хорошую оплату и расположение нанимателей. Приходилось искать замену, но история повторялась. И все же Стивен неизменно выражала «тетушке» самую нежную любовь и привязанность, так что той не хватало духа разбираться с причинами ухода гувернанток всерьез. Девочка брала одинокую и не имевшую собственных детей женщину за руку, крепко сжимала пальчики, и любые вопросы и возможные упреки исчезали, не успев родиться.
А уж как Маргарет любила отца! Какой нежной была с ним! Несмотря на то что во многом она усвоила ухватки типичного мальчика, женское умение брать свое лаской и добротой проявилось у нее с юных лет.
Когда в семье один-единственный ребенок, трудности с его обучением не редкость. Ведь истинное образование мы получаем не из рассказанного учителем, а из собственного опыта и наблюдений, из взаимодействия с другими детьми, из подражания старшим товарищам, не слишком опережающим нас по возрасту. Дети лучше всего учатся друг у друга, естественным образом, а не в результате принуждения. Между братьями и сестрами устанавливается особая связь, более тесная и важная, чем между друзьями по играм, а потом, во взрослой жизни, этот драгоценный опыт общения неизменно оказывается полезным. У маленькой Стивен не было шанса приобретать разум у ровесников. Она получала много, щедро, но принимала это без труда и без особой благодарности – любые дары казались ей чем-то само собой разумеющимся. Она чувствовала себя очень значимой персоной, своего рода центром мира. Дети окрестных фермеров, с которыми она изредка играла, испытывали трепет перед большим домом, так что не могли вести себя свободно. Они не были на равных с дочерью сквайра, так как успели усвоить уроки почтительности. Дети соседей-дворян были малочисленны, да и жили слишком далеко, чтобы стать для Стивен настоящими друзьями. Изредка Стивен встречала их в Норчестере, в обществе, где положено было демонстрировать благонравие, а искреннее веселье и простые игры не допускались. В итоге она не могла столкнуться с противодействием, с отказом подчиняться ее прихотям. Некому было сказать ей «нет» или поставить ее на место, когда девочка переходила границы.