Все это я испытал на себе. Еще птенцом, попав в окружение людей, каждое слово и поступок которых были для меня равносильны закону, я нередко становился участником веселых пирушек. Первым тормозом на этом скользком пути явилась моя женитьба, вторым – учеба и общее настроение в команде. К сожалению, Перельман и Бадин относились к числу тех беспечных весельчаков, которые остались на старых позициях. И несколько раз они ставили «Динамо» в довольно тяжелое положение.
Перельман должен был защищать ворота «Динамо» в матче против ЦДСА. До этого он неоднократно нарушал режим и ко дню состязания пришел далеко не в лучшей форме. Это сказалось на четкости его игры. Он пропустил два очень легких мяча, киевляне ушли с поля поверженными.
Через некоторое время команда отправилась в Минск на календарную игру. Бадина и Перельмана среди нас не оказалось. Мы уехали без них. Охмелевшие дружки подхватили машину и пустились догонять поезд. Терпение тренера лопнуло. Оба они были немедленно отчислены.
Недостаточно сильное пополнение, случаи нарушения спортивного режима, отсутствие настоящей спаянности – все это привело к плачевным результатам. В нашей игре стал постепенно гаснуть огонек мастерства. «Динамо» скатывалось на позиции аутсайдера. Не помогло и то, что тренеры стали все чаще выпускать на поле молодежь. Это были лихорадочные попытки спасти положение, но, увы, они были обречены на неудачу. Лишь благодаря более выгодному соотношению забитых и пропущенных мячей мы «ушли» с последнего места в турнирной таблице на тринадцатое. Только поэтому ереванское «Динамо», а не мы, очутилось за чертой команд первой группы.
Этот год был поистине «черным». Еще никогда динамовцы не опускались столь низко. В сердцах игроков поселилась неуверенность. Горькие минуты пришлось пережить и мне.
Дело в том, что я никак не мог забыть печального случая с Муштой. Его сломанная нога вселила в меня робость. Затем на моих глазах тяжелую травму получил вратарь ленинградцев Василенко. И я впервые в жизни испытал страх. Может быть, если бы общее настроение в команде было иным, эти неприятные случаи не произвели бы такого удручающего впечатления.
Становясь в ворота, я сознательно избегал острых столкновений. Мои действия утратили недавнюю четкость и чистоту. Расслабившись внутренне, я и внешне смахивал, очевидно, на мокрую курицу.
Фокин заметил это. Как-то после игры, подозвав меня к себе, он спросил напрямик:
– Боишься?
Вратарю вратаря не обмануть. Я честно признался, что в последнее время почему-то трушу.
– Но этого же раньше не было. Что сбило тебя с толку?
Выслушав мой рассказ, он недовольно покачал головой.
– Думаешь прожить по пословице «береженого бог бережет»? Ошибаешься, не выйдет. Ты боишься травмы, это понятно. Кому она по душе? Но понаблюдай, и ты быстро убедишься, что как раз трусливым, несобранным вратарям достается больше, чем другим. Если ты идешь на мяч смело, если ты полон решимости, твое тело, как сталь, каждый его квадратик напряжен и тверд. Такому телу удар не страшен. Но если ты расслабишься и размякнешь, даже пустяковая царапина выбьет тебя из колеи. Мой совет, попытайся вернуть себе смелость. Не сделаешь этого, в воротах долго не удержишься. И вообще, хорошего вратаря тогда из тебя уже не выйдет. Поверь мне, уж я-то стреляный воробей!
Но как вернуть себе смелость? К тому времени я уже провожал двадцать первую весну. Этого вполне достаточно, чтобы человек уразумел, наконец, смысл слова «хотеть» и «надо». Я уже знал, что при большом желании добьюсь всего, к чему стремлюсь. Следовательно, если призвать на помощь волю, заставить себя даже через силу делать то, что нужно, можно добиться успеха. Надо только очень захотеть. И в таком духе я настраивал себя довольно долго. Случай помог мне добиться своего.
Мы играли в Москве против «Спартака». Среди наших соперников я увидел уже известных футболистов Никиту Симоняна, Николая Дементьева, Виктора Терентьева. Положение команд было не одинаковым. «Спартак» шел хорошо, мы плелись в конце. Но у каждой команды, даже такой, что переживает кризис, бывает в сезоне «свой матч». В этот день куда-то девается неверие в свои силы, в людях вспыхивает неуемная жажда победы. Команда выходит в поле собранная и решительная. Много месяцев подряд она огорчала своих поклонников, была изрядно угнетена морально. Но куда только деваются робость и нерешительность! Ожила команда, она полна задора, ей хочется «пощипать» лидера. И как-то все сразу получается.
Так было и на этот раз.
Вот уже наши забивают «Спартаку» первый гол, потом второй, третий… Наконец, счет совсем неприятный для лидера – 4:1. Уж до чего ладно складывается игра! Я сижу на скамье запасных. Едва сдерживаю себя. А самому хочется плясать. Вдруг слышу:
– Смотри, смотри!… С вратарем неладно… Действительно, Зубрицкий не встает с земли.
– Олег, в ворота! – приказывает тренер, и я торопливо, на ходу натягиваю перчатки.
Теперь вся сила взвинченных неожиданным поражением спартаковцев обрушится на нашу защиту, на мои ворота.
Начался знаменитый спартаковский штурм. Кажется, нет силы, способной противостоять яростному натиску. В один из моментов соперники выводят на завершающий удар Виктора Терентьева – того самого, который позже будет играть за «Динамо», а еще позже станет одним из тренеров нашей команды.
Терентьев оказывается в очень удобной позиции для взятия ворот. Я впился в него глазами и заметил – он улыбается. Значение улыбки могло быть только одним: хорошо, когда на воротах новичок! Сейчас ты, парень, получишь свою порцию!
Я сцепил зубы от злости. Не выйдет! И пока Терентьев перекладывал мяч на правую ногу, чтобы пробить наверняка, я метнулся из ворот. Его нога и мои руки коснулись мяча одновременно. Удар был сильным, но мяч остался на месте.
Что-то случилось со мной в этот миг. Мне показалось, что я стал невесомым. Бурная радость затопила грудь. Понял, что, заставив себя только что кинуться навстречу явной опасности, я уже навсегда переборол чувство страха.
После этого мне еще много раз били по воротам, однако счет не изменился. Покидая поле, товарищи на ходу говорили:
– Здорово, Олег! Ничего не скажешь!…
– Что же ты всегда так не играешь?
– А болтали, он боится мяча! Молодец.
От этих слов мне даже стало жарко. Казалось, что отныне все пойдет хорошо, что я навеки вылечился от неожиданной хвори. Это был первый матч за основной состав, я надеялся, что и не последний.
В самом деле, на следующую игру с тбилисским «Динамо» из вратарей выбрали меня. Но мой коллега Владимир Маргания оказался более счастливым: он пропустил один мяч, а я два.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Тогда тбилисцы играли превосходно, а их мастера, такие, как Гогоберидзе, Вардимиади, Панюков, Антадзе, превосходили наших.
Все же я горько переживал неудачу. Думал, будь я порасторопней, можно было бы сохранить ничейный счет. Вышло так, что Гогоберидзе из выгодной позиции пробил в дальний угол. Я в броске с трудом дотянулся до мяча и все-таки остановил его. Но он отскочил от рук, и Гогоберидзе удалось добить его в сетку. Вот за это я в душе и казнил себя. Видимо, догадываясь о моих мыслях, начальник команды Кузнецов заверил меня:
– Твоей вины, Олег, во втором голе нет. Такие мячи едва ли берутся.
Затем я провел за основной состав еще одну игру, против бакинцев. Играл плохо и пропустил два гола из числа тех, которые характеризуют вратаря как «мышелова» или «бабочника». Зато отличился Миша Коман, впервые сыгравший полный матч (он и раньше выступал со старшими товарищами, но это носило характер подмены). Он забил два мяча. Это была заявка на футбольную зрелость. Начиная с этого момента, Михаил Коман становится игроком основного состава, чтобы на протяжении последующих десяти лет возглавлять когорту лучших бомбардиров, чтобы все больше завоевывать симпатии и любовь тысяч и тысяч истинных ценителей футбола.
Выиграла наша команда и матч с ереванцами – 3:0. Но отдельные успехи не могли выправить положения «Динамо» съезжало все ниже, и, что было совсем непонятно, начало лихорадить и дубль. Ансамбль молодых игроков, лишь в прошлом сезоне заставивший всех заговорить о себе, вдруг стал напоминать разноголосый оркестр.