Босс похлопал меня по спине и сказал: «Он вступит в действие сразу же, я поставил дату задним числом. В эту неделю получишь около семидесяти пяти. В клубе есть система накоплений, если хочешь, можешь подключиться. Я советую всем неженатым игрокам первой команды пользоваться ею. Расскажи отцу. Видел утренние газеты?»
«Да, — ответил я, — почти все». Честно говоря, я как раз пытался переварить их, когда мне на голову свалился этот контракт. Огромные фотографии, (интервью — что я сказал и что я должен был сказать. То, что написали Берт Грей и Лью Прентис, мне понравилось. Заголовки типа: «Вратарь-подросток: новая «звезда» и все такое. Это было здорово, но и страшно, с другой стороны: словно тебя вдруг поместили в огромную клетку, освещенную со всех сторон, и тысячи и тысячи людей смотрят на тебя и ждут, что ты будешь делать теперь.
По дороге в Снэйрсбрук Билли Уоллис сказал: «Неплохой контракт он тебе дал, правда?»
— Сказочный, — ответил я, — сказочный.
— Не сойди с ума, — сказал он, как обычно, не глядя на меня.
— Не сойду. Я буду копить как можно больше, — я действительно собирался копить, потому что мне не так уж много было нужно.
— Многие сходят с ума, — сказал Билли.
Я знал, что не сойду. По-моему, сходили с ума те, кто жил не дома, у кого не было окружения. Или же те, кто жил в плохом окружении. Я знал таких — лондонские ребята. За то время, что я играл в «Боро», у нас было двое или трое таких. Они держали себя в руках, с виду были вполне нормальными парнями, но, когда к ним попадали деньги, это становилось слишком сильным искушением для них. Так что я знал, что Билли имеет в виду: он ведь и сам был лондонским парнем.
На стадионе все уже ждали меня, чтобы поиздеваться: «Ну, как наша новая сенсация? Как поживает летающий мальчик? Каково быть телезвездой? Когда же ты напишешь книгу?» Один из парней сказал: «Подождите, когда ему будет девятнадцать, тогда уж точно напишет», а другой подхватил: «Здорово! Летающий мальчик: «Как я потряс «Коп». Я не возражал.
Но с этого момента я словно перешагнул через какой-то барьер. Босс хорошо сказал об этом: «Это твой старт, боевое крещение. Если ты выстоял против «Копа», значит, ты выстоишь против чего угодно. Есть две вещи в футболе, которые никогда нельзя предвидеть: как молодой игрок выдержит свой первый матч в лиге и как он выдержит первый матч в сборной».
Назад я вернулся в середине дня; по понедельникам мы обычно не много тренировались, хотя я частенько задерживался, чтобы поделать разные упражнения. Наш тренер Дон Коллинз здорово понимал в них: всякие движения, комплексы, гимнастики. Он всегда знал, что тебе нужно и что ты можешь выдержать, а это кое-кому из ребят не очень нравилось, потому что с ним не посачкуешь. Он очень любил упражнения на мышцы живота и занятия на поле. Когда я начал тренироваться с ним, у меня все тело болело, но вскоре я сам почувствовал пользу от этих занятий. Дон был физиотерапевтом, а не самоучкой, как другие тренеры, которые раньше играли сами и проделывали с тобой то, через что в свое время прошли. Мне приходилось слышать разные истории про них: как, например, они массировали сломанную ногу и все такое. Но старина Дон мог забить тебя своей наукой, он все знал про всякие там плюсны и мениски.
Мой старик был дома: в эту неделю он работал по утрам. Сидя перед камином в своих форменных синих с красным брюках с подтяжками, он читал «Ивнинг стандард»: там тоже кое-что обо мне было.
Он сказал: «Здорово, Рон, здорово. Все только о тебе и говорят на сортировочном пункте. И в городе тоже — те, кто знает, что я твой отец».
Тогда я показал ему контракт. Ничего не стал говорить, просто показал и стал смотреть на его лицо, чтобы увидеть реакцию; я чувствовал гордость и — даже не знаю, почему — вину. Чем дальше он читал, тем больше округлялись его глаза. Он был поражен, его нижняя челюсть стала отвисать, и он взглянул на меня так, словно не мог поверить. А потом сказал, глядя в сторону, в каком-то остолбенении: «Ну, это потрясающе. Я просто не верю, Рон. Ну, удивительно, да, удивительно».
Потом он позвал маму с кухни и сказал: «Посмотри! Посмотри, что они платят Рону!» — и она прочитала и застыла в своем фартуке — крайне редко можно было увидеть ее без этого фартука, — а потом сказала: «Великолепно, Ронни! Это просто великолепно», обняла меня и поцеловала.
Я сказал:
— Тебе надо подписать это, папа, — но он только качал головой и смотрел так, как будто боялся, что все это вдруг исчезнет. Он шевелил губами, произнося какие-то числа; я мог разобрать то «двадцать», то «сорок». Наконец, он спросил:
— Сколько, по-твоему, ты начнешь получать, Ронни?
— Босс говорит, семьдесят пять.
— Семьдесят пять. В семнадцать лет. Это похоже на сказку, правда?
— Правда, — согласился я, — похоже.
— Ну, — сказал он, — я горжусь тобой. Рон. Я очень, очень рад за тебя.
— Не только за меня, — возразил я, — за всех нас.
— Нет, — сказал он, — это твое, Рон, только твое. Цени это, береги. Куй железо, пока горячо. Ты ведь не можешь знать, что тебя ждет, Рон. Дай Бог, чтобы ты играл еще двадцать лет, но ты же понимаешь: ты — вратарь.
— Фред! — воскликнула мама, но я знал, что он прав.
— Босс говорит, что у них есть система накоплений для неженатых игроков, — сказал я.
— Воспользуйся ею, — посоветовал отец. — Копи свои деньги. Нам ничего не нужно, лишь бы у тебя все было хорошо.
Я чувствовал себя неуютно, не знаю, почему. Мне казалось, что между нами что-то нарушается, хотя я совершенно этого не хотел; словно делая то, что я делаю, зарабатывая то, что я зарабатываю, я как бы отсекаю себя от них.
В пятницу, когда нам дали деньги, я пошел в Вест Энд и купил маме сумку, отцу — плащ, потому что я знал, что он ему нужен, а сестре — шелковый шарф.
Все это напоминало сон. Известность, звонки из газет, которые уже знали, что в субботу я опять буду в составе. Честно говоря, я еще больше полюбил тренировки — за то, что там ты хоть твердо знаешь, что стоишь на земле.
В ту субботу мы принимали дома «Лидс», который тоже был трудным соперником. Мик Джонс, Аллан Кларк, Питер Лоример со своими ударами правой с тридцати ярдов, Джек Чарльтон, встающий на твоем пути на самой линии ворот. Но теперь я не» волновался, несмотря даже на то, что это был мой первый домашний матч, в котором, как говорил босс, мне тоже придется нелегко. «Ты увидишь, что на выезде играть легче, — сказал он, — поэтому я рад, что поставил тебя в Ливерпуле. Пусть это нелегко, но зато в гостях. Теперь же ты будешь в центре внимания. Все зрители будут на твоей стороне».
По-моему, это могло быть как хорошо, так и плохо. Хотя, конечно, лучше, чем когда все против тебя. Я был рад, что не буду жить вместе с Грэмом, который начнет мне расписывать весь «Лидс». Я представляю, как бы он это делал: следи за Миком Джонсом, он прыгает на десять футов вверх, следи за ударами Аллана Кларка, следи за прорывами Билли Бремнера. Босс сделал одно-два хороших замечания на установке, особенно насчет Кларка. Он сказал: «Кларк ходит по полю, как во сне, и этим-то и опасен: он просыпается, когда ты меньше всего этого ждешь. Следи за его движениями, за его правой ногой, он почти не замахивается. Так он обманывает вратарей: бьет, когда они не ожидают».
В его правоте я убедился на первых же минутах. Был навес слева, Джеки Нокс выпрыгнул и головой отбил мяч к линии штрафной на Кларка, и, едва увидев это, я пошел вперед, и это здорово помогло, потому что — бах! — он тут же ударил правой, потрясающе поймав мяч на ногу. Удар получился сильный и низкий, но я был уже в движении и смог поймать мяч. Мне захлопали с трибуны за спиной; я стоял в южных воротах, а оттуда шел основной шум и вообще все буйство.