— Встреча планируется приблизительно через неделю, в Исландии.
— Надо же! И тут мы как раз мимо проплывем с дырой в борту. Замечательно!
Британов находил в себе силы иронизировать, и прежде всего над собой. Он прекрасно понимал, что, как бы ни сложилась ситуация дальше, его судьба предрешена. Скорее всего, военный трибунал ему уже обеспечен.
— Механик! Ты лес валить умеешь?
— Я все умею. Но не думайте, что именно вы будете бригадиром на лесоповале. Им буду я как технически более подготовленный!
— Ну-ну, давай, готовься. А пока посоветуйся с ракетчиками, как нам лучше выбраться из этого дерьма.
Разумеется, Британов особенно не думал, какой политический резонанс произведет авария на его лодке. То, что сейчас происходило на борту, вряд ли можно назвать неприятностью. Для всего экипажа это была настоящая трагедия — и, возможно, со смертельным исходом.
Но командир, передав донесение в Москву и получив координаты точки встречи с гражданскими судами Морфлота, вправе был рассчитывать на скорую и эффективную помощь.
В глубине души он даже обрадовался, в отличие от главкома, что авария произошла в такое время и в таком месте. Уж теперь-то Советский Союз просто обязан продемонстрировать всю свою мощь в проведении спасательной операции. А значит, им будет легче бороться за живучесть корабля и жизнь экипажа. Тем более раз уж Политбюро взялось за дело…
А что будет лично с ним, в данном случае уже неважно.
Советский теплоход “Красногвардейск”
Капитан Евгений Петрович Данилкин в море повидал всякого, но радиограмма из Главфлота была из ряда вон необычной:
ТЕПЛОХОД “КРАСНОГВАРДЕЙСК”. КАПИТАНУ. СЛЕДОВАТЬ В ТОЧКУ С КООРДИНАТАМИ 31.0 °CЕВ., 55.20 ЗАП. ДЛЯ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ ТЕРПЯЩЕМУ БЕДСТВИЕ ОБЪЕКТУ ВМФ СССР.
НАЧАЛЬНИК ГЛАВФЛОТА ЗБАРАЩЕНКО
Приписанный к Черноморскому морскому пароходству, теплоход был далеко не самым, современным, однако исправно нес трудовую вахту на морских дорогах. Ни для кого тогда не было секретом, что ходить в загранку было делом не только интересным, но и выгодным. На судне все, от капитана до матроса, ценили свое место. И может, не так часто, как военным морякам, но и им приходилось иногда вспоминать о том, какой ценой оплачивается столь доходное, по мнению обывателей, место.
Человеческие потери на судах гражданского флота вполне сопоставимы с потерями на военных кораблях в мирное время. И хотя степень риска на подводном флоте, наверное, все-таки выше, тем не менее главный враг любого морехода — морская стихия. Но что могло случиться у вояк, когда в Атлантике, слава Богу, тишь-гладь и божья благодать? И вообще, что это за “объект ВМФ СССР”? Откуда он тут взялся? Упал с неба? Или из-под воды вынырнул?
Тревожная весть мгновенно облетела теплоход. Все терялись в догадках: кому могла понадобиться их помощь? Почему радисты не слышали традиционного сигнала SOS?
Неизвестность хуже всего.
Вскоре стало известно, что такие же указания об изменении курса получили еще два судна — “Бакарица” и “Федор Бредихин”. В назначенную точку все они успевали почти одновременно.
Как и, главное, кого спасать? Если заворачивают сразу три парохода, значит, дело серьезное. Что же там могло случиться?
Капитан Данилкин не думал об этом. Его больше волновало другое — подготовка судна и команды к спасательной операции.
— Начальника радиостанции — на мостик!
— Зашифруйте и передайте в Москву, — он протянул радисту бланк радиограммы:
ПРОШУ ДАТЬ ХАРАКТЕРИСТИКУ АВАРИЙНОГО ОБЪЕКТА ДЛЯ ПОДГОТОВКИ СУДНА К СПАСАТЕЛЬНОЙ ОПЕРАЦИИ.
КМН ДАНИЛКИН
Ответа пришлось ждать долго…
Но когда через несколько часов радист протянул ему полученный и расшифрованный ответ, капитан только присвистнул и ладонью протер мгновенно вспотевший лоб:
АВАРИЙНЫЙ ОБЪЕКТ — АТОМНАЯ РАКЕТНАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА. ВОЗМОЖЕН ПОЖАР, РАДИАЦИОННОЙ ОПАСНОСТИ НЕТ. 9 ЧЕЛОВЕК РАНЕНО — ОТРАВЛЕНИЕ РАКЕТНЫМ ТОПЛИВОМ. НЕОБХОДИМА ИХ ЭВАКУАЦИЯ. ЛОДКА НА ХОДУ. ПРИМИТЕ ВСЕ НЕОБХОДИМЫЕ МЕРЫ И УСКОРЬТЕ ДВИЖЕНИЕ.
НАЧАЛЬНИК ГЛАВФЛОТА ЗБАРАЩЕНКО
— Ни хрена себе! — первая фраза капитана полностью отразила его мнение о ситуации. Да и не только его.
Наверное, каждый из его команды подумает так же. Только слова у них будут другие, еще покруче.
Ракетная, да еще и атомная!
А если она долбанет со всей своей начинкой?
Одна радость — калеками не останемся, сразу в рай.
Чем мы им можем помочь с их ракетами, радиацией и еще черт знает чем?
Чем ближе “Красногвардейск” подходил к аварийной лодке, тем мрачнее становились лица моряков.
Действительно, неизвестность хуже всего…
Москва, Центральный командный пункт ВМФ
Главком Чернавин в свои пятьдесят восемь лет выглядел очень моложаво: высокий, стройный и всегда подтянутый. Только седина выдавала его возраст. Напряженность, возникшая на ЦКП ВМФ сразу с получением аварийного радио, еще не сказалась на внешности адмирала. Только взгляд выражал тревогу и беспокойство.
Сам бывший подводник, Чернавин очень хорошо представлял ситуацию на К-219. Но не в смысле технических подробностей, а именно с точки зрения командира, которому там, в открытом море, надо быстро и грамотно оценить обстановку и принять единственно правильное решение. И все это — на основе обрывочной, весьма противоречивой и зачастую неполной информации.
Особое раздражение или скорее горечь вызывало то обстоятельство, что именно он тогда, восемнадцать лет назад, был первым командиром этой самой девятнадцатой дивизии в Гаджиево, в состав которой входила К-219!
Там он получил свою первую адмиральскую звезду. Оттуда началась его блестящая и головокружительная карьера: командир дивизии, начальник штаба и командующий флотилией атомных подводных лодок в Гаджиево — и это всего за пять лет!
“Сколько мне тогда было, в 1968-м? Сорок? Черт побери! Это же моя родная дивизия! У меня таких аварий не было! Как они могли допустить! Как не вовремя! Только стал главкомом — и надо же, такая неприятность…” — беспокойство Чернавина было вполне оправдано. Несмотря на то, что он недавно принял самый высокий пост в Советском ВМФ и несколько месяцев назад, почти автоматически, стал членом ЦК КПСС, в случае гибели лодки прощения ему может и не быть. Надо принять все меры к тому, чтобы последствия аварии оказались минимальными. В том числе и для него лично.
“Надо обязательно посоветоваться с Горшковым. Уж он-то знает, как лучше выкрутиться из этой передряги”. При этом не надо думать, что адмирал флота сейчас думал только о своей карьере.
Будучи в течение шести лег командиром подводной лодки, он и теперь до мозга костей оставался подводником. Просто в это время, при Горбачеве и его перестройке, при любом происшествии, тем более катастрофе, в действие автоматически вступал закон “персональной ответственности коммуниста за порученный участок работы. И в данном случае многое зависело от того, как подать информацию о случившемся, чтобы у членов Политбюро не сложилось мнения о беспомощности ВМФ и нерадивости его главкома. Безусловно, совет, а возможно, и помощь старого царедворца Горшкова, пережившего Хрущева и Брежнева, Андропова и Черненко, могли сыграть решающую роль. Заслушивание на заседании Политбюро имело для Чернавина решающее значение. И тем более спустя шесть месяцев после Чернобыля да еще перед встречей Горбачева с президентом США.
Забегая вперед, мы хотим отметить, что и гибель своей атомной лодки генеральный секретарь сумеет обратить себе на пользу. Своевременно, впервые в истории, сообщив президенту США об инциденте со своей подлодкой К-219 буквально через несколько часов после взрыва, он добавит себе очков в глазах всей международной общественности, как прогрессивной, так и не очень…
Газета “Нью-Йорк таймс” в те дни напишет: “Если бы Михаил Горбачев сохранил стандартную для Советского Союза секретность и опровергал все перед лицом катастрофы, он, возможно, породил бы недоверие к встрече в верхах (она состоялась 11 октября в Рейкьявике). Но он порвал с давней практикой, уведомив президента Рейгана в субботу об этом несчастном случае и проинформировав его о том, что нет опасности ядерного взрыва, случайного пуска ракет или радиационного заражения.