— Старпом! Готовьте лодку к покиданию, — команда была отдана таким обыденным голосом, что старпом тут же переспросил:
— Не понял, товарищ командир? Насовсем или как?
— Или как. К утру вернемся. Со мной на борту останутся: стармех, ты, начхим и помощник. Собрать все оставшиеся средства защиты на мостик. Отсеки полностью загерметизировать. Выполняйте! Старшим на судне будет замполит. Кстати, где он?
— Похоже, у него сердечный приступ.
— Жаль. Тогда старший — Пшеничный. Передайте на “Красногвардейск” — прошу шлюпки к борту. Начинаю эвакуацию.
— Товарищ командир, а вы не хотите дождаться разрешения Москвы?
— Нет. Они слишком долго будут думать и согласовывать.
Разрешение командующего Северным флотом на эвакуацию будет получено только в 02.50 по московскому времени. Напомним, что местное время на пять часов отличается от московского. Британов успел закончить эвакуацию до наступления темноты. Потом его обвинят во многих грехах, но упрека в трусости и преждевременном оставлении корабля не будет.
Используя маломощные гребные электромоторы, Британову удалось развернуть лодку лагом к ветру, и теперь ветер относил в сторону ядовитый шлейф, продолжавший тянуться из шестой шахты. Эта предусмотрительность будет не лишней, когда на верхней палубе и мостике лодки окажутся сто пятнадцать измученных человек без каких-либо средств защиты. Не следовало забывать и о безопасности спасателей.
23–35 Отдраен аварийный люк десятого отсека.
Капитан третьего ранга Пшеничный поднялся по вертикальному трапу и потянул кремальеру, запирающую люк, на себя. Она поддалась неожиданно легко. Послышалось шипение выходящего из корпуса воздуха, и мощная пружина отбросила тяжелую крышку. Путь наверх был свободен.
Пшеничный поднялся еще на три ступеньки трапа, выглянул наружу и тут же отпрянул назад, захлопнув люк.
Еще бы! Ведь первое, что он увидел, — громадный борт судна с надписью на английском языке: “Baltic Shipping Company”. Ему, офицеру КГБ, сразу пришла в голову мысль: “Это чужой, а значит, вражеский корабль! Британов изменник! Он задумал сдать лодку врагу!”
Он спрыгнул вниз и под удивленными взглядами подводников нажал вызов центрального на “Каштане”. ГКП не отвечал — видимо, пожар перерезал и эту трассу.
— Развернуть радиостанцию! Вызывайте центральный по УКВ. — Пшеничный действительно был опытным подводником: когда нет никакой связи, то вполне можно использовать аварийную УКВ-радиостанцию Р-105.
Через пять минут он уже говорил с командиром.
— Командир! Это Пшеничный. В чем дело? Куда вы хотите эвакуировать людей?
— Как куда? На “Красногвардейск”!
— Но это не он! Это вражеский корабль! Я сам его видел! Я отказываюсь выполнять преступный приказ! Вы изменник!
— Ты что, отравился окислителем? Разуй глаза! Это советское судно!
Пшеничный недоверчиво оглянулся на окружающих и вновь поднялся по трапу и попытался открыть люк, но щеколду заело, точнее, она сломалась! Не хватало только остаться здесь из-за своей же сверхбдительности, точнее, идиотизма!
— Где мичман Буряк? Василий! Что с люком?
— Что-что… Он еще в базе того, значит, ломался, я, значит, после прихода его бы и починил, а теперь, значит…
— Ты что заладил как пономарь! Какая база?! Открывай теперь сам, долбосокол хренов!
— Сей момент, значит, сейчас и откроем, будьте покойны, значит…
Неужели они опять в ловушке, которую он захлопнул собственной рукой? После всею, что было, задохнуться, когда он у же видел небо?!
Двадцать бесконечно долгих минут показались всем вечностью. В тесной шахте аварийного люка мог поместиться, да и то с трудом, только один человек. Василий Буряк вообще-то не был разгильдяем, но, как и многие, слишком часто надеялся на авось. Слава Богу, работать он умел, поэтому Пшеничный не понукал и больше не орал на него, тем более что и сам чувствовал свою вину. Сопение, мат сквозь зубы и лязганье ключей наконец прервались звериным криком: “Открыл!!!”
В который раз им повезло?
Пшеничный сунулся под люк, но тут же его сверху окатило морской водой — волны перекатывались через палубу, а люк находился на самом хвосте лодки. Тем более нельзя медлить!
— Пошел все наверх! Первыми — раненых!
23.55 Личный состав кормовых отсеков организованно начал выход на кормовую надстройку.
До тех пор пока последний человек не вышел наверх, Валерий Пшеничный оставался внизу вместе с Буряком, фактически прикрывая отход товарищей.
На мачтах судов, лежащих в дрейфе рядом с лодкой, развевались красные флаги с золотым серпом и молотом в левом углу. А к наветренному борту уже подходили спасательные шлюпки. Как только первая из них отвалила от корпуса с ранеными на борту, Пшеничный быстро, почти бегом, направился на ракетную палубу к разорванной шахте несмотря на протестующие крики с мостика. Если бы в этот момент ветер поменял направление, то ядовитый дым первым настиг бы его, а потом и остальных. Но им везло!
Не доходя несколько шагов, он смог заглянуть в шахту. Она здорово походила на кратер вулкана: пузырящаяся вода, казалось, извергала оранжевый газ, а вздыбленная палуба дополняла картину. Никаких следов ракеты и боеголовки не было. Потом ему много раз будут задавать этот дурацкий вопрос: “А вы лично убедились в отсутствии ракеты и ее ядерной боеголовки?”
А как же! Лично глянул и даже нырял! Но ее там нет, а на нет и суда нет.
Дурацкая присказка окажется пророческой — суда действительно не будет.
Но это потом, а сейчас Пшеничный не спеша вернулся в корму. Как старший он покинул лодку на последней шлюпке.
— Почему не вынесли тела погибших?
— Они были в таком состоянии, что вытащить их через узкий аварийный люк не представлялось возможным. В первую очередь мы думали о живых. Я надеюсь, мертвые нас простят.
С мостика командиру было трудно разглядеть лица людей на палубе. Но он все равно пристально разглядывал тех, кто вышел из преисподней, кто до конца боролся за жизнь лодки. Он почему-то вспомнил старый фильм о войне, когда последние защитники Брестской крепости покидали ее руины. Наверное, и его люди сейчас испытывали подобные чувства: огромную усталость и горечь от проигранного сражения, но и вместе с тем глубоко скрытую гордость за исполнение своего долга. И тогда Британов понял, что ни он, ни его экипаж никогда не будут стыдиться за себя. Да, наверное, они допустили ошибки, но их потери минимальны и оправданны, если вообще можно оправдать гибель людей.
Теперь я знаю, что благодаря Британову мой муж остался жив. Когда его в числе первых доставили на гражданское судно, он был без сознания. Еще немного, и спасти его было бы невозможно, как и семерых других, наиболее тяжелых. Я не знаю и не хочу знать, что там нарушил Британов, но знаю одно — он спас моего мужа. Он и судовой врач Геннадий Новиков.
…Последние три часа Евгений Азнабаев фактически руководил личным составом в первом и втором отсеках, куда их вывели из загазованного центрального поста в третьем отсеке. Так всегда бывает в жизни, когда старшим становится не тот, кто должен, а тот, кто может. Штурман заставил всех переодеться в чистое белье, но не готовя их к смерти, а спасая от отравления пропитавшейся ядом одежды. Он буквально силой заставлял их выпить весь запас воды и мочиться прямо в раковины умывальников, чтобы промыть организм.