Рядом с дедом сидел командир дивизиона живучести Олег Лысенко, заканчивающий последние расчеты дифферентовки перед погружением лодки. Требовалось точным распределением балласта уравновесить многотысячную махину так, чтобы она могла свободно маневрировать под водой. Еще правее по борту располагался пульт погружения и всплытия — «Вольфрам». На его индикаторах, как на рентгеновском снимке, можно увидеть все внутренности лодки — голубые баллоны воздуха высокого давления, мощные водяные насосы, серые нити трубопроводов. Ни один индикатор не горел красным цветом — значит, лодка загерметизирована и готова к погружению. Старший трюмный мичман Иван Лютиков еще раз нажал кнопку контроля, чтобы убедиться в этом.
— Товарищ командир! В лодке по местам стоят к погружению!
— Есть! Принять главный балласт, боцман — погружаться на глубину сорок пять метров с дифферентом три градуса на нос!
«Ква-ква-ква», — заквакал ревун сигнала погружения. Это его последняя «ария» в этом походе — требования режима «Тишина» не позволяли использовать колоколо-ревунную сигнализацию. Отныне все сигналы будут подаваться только голосом. Есть только одно исключение — сигнал аварийной тревоги. Если зазвенит бьющая по нервам металлическая трель звонка, то тут не до скрытности, тут речь идет о жизни и смерти. Британов и все офицеры жестко требовали не размышлять, а подавать этот сигнал при любом малейшем подозрении на опасность — слишком дорого могут потом обойтись эти секунды промедления. Но слишком много новичков на лодке, которые пока не понимают этого…
По всей лодке прокатился долгий, протяжный звук, похожий на глубокий вздох. Это воздух уходил из цистерн главного балласта, уступая место морской воде.
Подводная лодка ВМФ США класса «Стёрджен», Баренцево море
— Чуфа-чуфа-чуфа-пуфффф!
— «Янки» заполняет цистерны водой — они погружаются!
— Слышу, — сухо ответил командир затаившейся лодки.
Американский акустик слушал свист воздуха, рвущегося на поверхность, и шум воды, наполняющей балластные цистерны. Сколько им платят? За такую работу сколько ни плати, все равно мало.
К-219
Лодка приняла наклонное положение. Субмарина вобрала в себя тонны балластной воды, и свист выходящего воздуха перешел в шепот. Казалось, на центральном стало еще жарче, но Британов знал, что это иллюзия, возникающая всякий раз, когда стальная махина весом в десять тысяч тонн уходит под воду. Качка прекратилась. Он даже ощущал давление воздуха, растущее по мере того, как черные воды Баренцева моря поглощали лодку.
Палуба выровнялась. Корпус потрескивал, воспринимая давление. Во всех отсеках некоторые из молодых членов экипажа оторвались от приборов и с побледневшими лицами смотрели вверх.
Особенно очевидно волнение читалось на лице у Сергиенко. Он тоже смотрел вверх и едва не подпрыгнул, когда за спиной у него раздался резкий сухой треск. Дед Красильников отбросил в сторону обломки карандаша и засмеялся.
Боцман точными движениями рулей вывел лодку на глубину. Взглянув на приборную доску, он откинулся назад:
— Глубина сорок пять метров.
— Начальный курс девяносто три, — доложил штурман Азнабаев.
— Есть, держать сорок пять метров. Рулевой, курс — девяносто три. Осмотреться в отсеках, — сказал Британов, — механик, удиферентовать подводную лодку для плавания на глубине сорок пять метров на ходу шесть узлов.
Следовало дать возможность людям в отсеках, на командных пунктах и боевых постах, что называется, «обнюхаться». Осознать, что лодка на глубине и теперь об этом нельзя забывать ни на минуту. Даже во сне. Видимо, то же чувствуют и космонавты сразу после старта и выхода на орбиту.
Британов вспомнил слова своего первого командира: «Выйти в море и погрузиться может любой дурак, а вот всплыть и вернуться — только настоящий подводник». И он не забудет в сотый раз напомнить об этом своему экипажу.
Пока командиры отсеков гоняли личный состав по всем закоулкам и шхерам, механик, глядя на указатели рулей и глубиномер, проверял дифферентовку. Для него это тоже искусство, как для командира швартовка. Одно дело — расчет, другое — как на самом деле. Сколько раз при первом погружении из-за ошибок в цифрах приходилось аварийно продувать балласт и пробкой вылетать наверх! Конечно, хорошо, что первое погружение прошло гладко, но это еще ничего не значит. Старость — она и для лодки не радость. Сейчас им скорее повезло.
— Перегонять из носа в корму. Пять тонн из уравнительной — за борт! — Теперь уже не расчеты, а только опыт и «чувство лодки» помогают деду Красильникову. Молодой помощник командира с восхищением смотрел на ювелирную работу, искренне не понимая, как можно заставить «парить» на глубине огромную субмарину. Механик, убедившись, что все «по нулям», и довольно хрюкнув, обернулся к командиру: — Окончена дифферентовка!