— Они уходят от нас, — доложил акустик.
— Опишем круг и зайдем с тыла, — сказал Вон Сускил. Он откашлялся. — Ладно, ребята. Этот раунд мы проиграли.
К-219
— Лодка по пеленгу двести семнадцать, они увеличили ход и уходят на восток!
— Ага! Не нравится! Мы проучили их! — Радостные крики наполнили центральный пост.
— Может быть, — сказал Британов. Он улыбался. Напряжение, царившее на ГКП минуту назад, спало. Он подмигнул Красильникову и поднял вверх большой палец. Затем отдал распоряжение старпому:
— Пора и нам сваливать отсюда. Рассчитать курс и скорость отрыва из района контакта. Займите исходную глубину сорок шесть метров.
— Есть, товарищ командир! — ответил Владимиров. В его голосе слышалось гораздо больше энтузиазма, чем обычно.
— Акустики, — сказал Британов, — скопируйте мне эту запись. Будем использовать ее для опознания противника. Вероятно, это была лодка класса «Лос-Анджелес».
— Есть, товарищ командир!
— Видите? На боевом патрулировании не всегда бывает скучно, — сказал Британов. — Теперь, когда мы вернемся домой, у нас будет что рассказать. Кстати, а где вахтенный офицер Петрачков? И почему я должен выполнять его обязанности?
К-219, четвертый ракетный отсёк
В это время Петрачкову и его ракетчикам было глубоко наплевать на все американские лодки, вместе взятые, и на «Аугусту» в частности. С погружением на глубину сто пятьдесят метров протечки в шестой шахте резко увеличились.
Стало окончательно ясно, что течь в шахте с увеличением глубины представляет реальную угрозу живучести подлодки.
Но и теперь Петрачков бездумно сделал запись в журнале технической эксплуатации ракетного комплекса: «Проведены ежемесячные регламентные проверки всех систем ракетного комплекса — замечаний нет». Спустя пять минут прозвучал лживый доклад командиру, и он спокойно заступил на вахту. Ситуация в четвертом отсеке явно выходила из-под контроля.
После проворачивания арматуры ракетных шахт 25 сентября 1986 года по чьей-то халатности остался недозакрытым клапан орошения по шахте № 6. Учитывая негерметичность клапана первой дозы орошения, выявленную еще в базе, но не устраненную до этого момента, забортная вода сначала заполнила трубопровод орошения, а затем через клапан орошения КШ-4 начала поступать в шахту № 6. По нашим расчетам, для полного затопления шахты (при негерметичности клапана 0,8 литра в минуту) понадобилось 7 суток…
Глава 4
Никакого предчувствия беды у меня не было. Все шло нормально, в обычном ритме. Тридцать суток в море — хорошая школа. Слава Богу, что все это не произошло раньше.
К-219, Саргассово море, 480 миль к востоку от Бермудских островов, 3 октября, день тридцатый
Британов сидел в своем кресле, отхлебывая из стакана чай. Пить горячий чай на ночной вахте давно уже стало укоренившейся привычкой. И, хотя корабельные часы показывали три часа утра по московскому времени, спать не хотелось. Организм командира давно перестроился на новый биологический ритм — его утро начиналось в полночь.
Распорядок дня подчинялся только расписанию вахт. Считалось, что хуже всех третьей боевой смене: им приходилось не только нести вахту с 8 до 12 и с 20 до 24, но и вместе с остальными заниматься боевой подготовкой «днем» — с 13 до 18 часов. В конце концов Британов разрешил им дополнительно отдыхать после 16.00 до вечерней вахты. Это было разумно — кому нужны сонные мухи на вахте?
Понятия дня и ночи перестали существовать в привычном образе. Никого не интересовало, что́ сейчас над ними — луна или солнце. Разве что штурмана и командира — от времени суток зависел выбор всплытия на сеанс связи и способ определения своего места в океане. Точность места была жестко регламентирована, ведь от нее зависит и точность наведения ракетных боеголовок.
Именно поэтому Британов гораздо чаще контролировал работу штурманов, чем ракетчиков. Сложившийся стереотип мышления был предельно прост — до боевых пусков ракет, скорее всего, дело не дойдет, а за каждый лишний кабельтов «невязки» по головке не погладят.
Командира и штурмана, «потерявшихся» в море, наказывали беспощадно, вплоть до снятия с должности.
График всплытия под перископ на сеанс связи и определения места Британов держал только в своей голове, стараясь придать ему незакономерный, а значит, и не прогнозируемый для противника характер. Ночь и шторм — самое подходящее время.