— Четвертый! Петрачков! Что происходит? Доложите обстановку!
Четвертый молчал.
— Немедленно включить орошение по шестой!!!
— Оно не включается! — хриплый крик Петрачкова разорвал динамик «Каштана» — Не включается!!!
В течение пяти минут личный состав корабля выполнял первичные мероприятия по борьбе за живучесть. Все отсеки были загерметизированы. Созданы рубежи обороны. В четвертом отсеке осталось девять человек. Насос орошения запустить не удалось. Команду на отдраивание кремальеры крышки шестой шахты не дал никто…
— Четвертый! Всем немедленно включиться в средства защиты!
— Центральный! Выпал сигналы «ГА предельный» по третьей, пятой, восьмой и десятой шахтам! Я не понимаю, что происходит!
Британов судорожно сжимал спинку кресла механика, пытаясь разобраться в обстановке. Мысли об американской лодке давно улетучились. Откуда столько аварийных сигналов? Почему не включилось орошение? Что делать?!?
На мгновение показалось, что и сама лодка, и все люди на ней замерли.
Корабельные часы показывали точное московское время:
05.38 Мощный взрыв потряс лодку… Палуба ушла из-под ног, свет погас, но тут же вспыхнул вновь, людей бросало друг на друга, каждому казалось, что взорвался его отсек.
— Это конец, — почти беззвучно прошептал штурман. Так подумали все. Но по крайне мере четыре человека, от которых в это мгновение зависела жизнь экипажа и самой лодки, сделали свое дело:
— ВСПЛЫВАТЬ!!!
— ПРОДУТЬ СРЕДНЮЮ!!!
Две команды, два спасительных приказа командира Британова и механика Красильникова прозвучали одновременно.
Но палуба все еще уходила из-под ног, а лодка продолжала стремительно проваливаться вниз — глубина 70 метров!
Одно дело отдать приказ, другое — его выполнить.
Боцман дернул рукоятки рулей на себя и беззвучно шевелил губами, словно просил их двигаться быстрее. Рули дернулись и уверенно пошли на всплытие! Но слишком мал ход лодки! Рули просто не вытянут ее!
Глубина 90 метров! Лодка погружается!
Видимо, я среагировал на первое слово команды — «продуть!» — и сразу врубил воздух на продувание средней группы ЦГБ. Шум рванувшегося в цистерны воздуха был лучшей музыкой в моей жизни. Слава Богу! Она сработала! Если бы я мог, то, наверное, перекрестился бы, но руки вцепились в ключи на пульте…
Глубина 100 метров! Лодка погружается!
Когда раздался взрыв, я подумал, что оторвалась корма. Поднявшись с палубы, я машинально отрапортовал машинным телеграфом: «Самый полный вперед!» — и начал поднимать мощность реактора, но смотрел я только на глубиномер — его стрелка стремительно бежала вниз…
Американская подводная лодка «Аугуста»
— Докладывает акустик! Русские заполнили ракетную шахту водой! Красный-2 на стартовой глубине! По всем признакам они готовятся к пуску!
— Ракетная шахта или торпедный аппарат? — выкрикнул в ответ Вон Сускил. Разница имела огромное значение. Если ракета, то он пошлет торпеду во вражескую подводную лодку немедленно. Каждая ракета, которую он остановит, уничтожив русскую подлодку, означала спасение целого американского города. Ракета означала начало войны. Торпедный же аппарат предполагал только возможность войны. По условиям доктрины врагу предоставлялось право первого удара. И если это старт ракет…
— Боевая готовность торпедным аппаратам три и четыре! Цель прежняя! — приказал Вон Сускил. Они держали красных на прицеле уже достаточно долго. Достаточно для того, чтобы уничтожить их точным ударом.
— Воду в третий! Воду в четвертый!
— Давление уравнялось. Третий и четвертый готовы!
— Торпедные аппараты… товсь!
— Товсь выполнено!
Акустик закончил наведение торпед на К-219, когда страшный взрыв заблокировал его датчики. Во избежание повреждений система автоматически отключила гидрофоны.
Когда затихло эхо взрыва, он услышал зловещий шум воды, врывающейся в корпус русской лодки.