Даже если бы Вон Сускил и испытывал сострадание к гибнущему врагу, он был слишком большим профессионалом, чтобы понимать, что они ничем не могут помочь русским. Ничем.
— Докладывает акустик. Они по-прежнему погружаются и пытаются увеличить ход… — Внезапно он сделал паузу. — Подождите. — Из наушников вновь донесся грохот, перемежающийся мощным свистом. — Сэр, мне кажется, что русские только что продули балласт. По звуку можно судить, что они продули абсолютно все.
Командир тоже услышал это. «Какой запас воздуха на русской подлодке?» — подумал Вон Сускил. Они будут продувать балласт, пока не используют весь воздух. Это делается только в том случае, когда ничего другого уже не остается. И тогда, возможно, лодка приобретет положительную плавучесть и погружение прекратится. Ее вытолкнет на поверхность как мыльный пузырь. Это будет означать конец боевого патрулирования лодки и, скорее всего, карьеры ее командира.
Всплыть возле вражеского берега, не получив разрешения от командования, — это для подводника то же, что для надводного моряка направить эсминец на песчаную мель. Для советской команды это, должно быть, означало ссылку в Сибирь, хотя Сибирь была намного лучше, чем ледяная бездна океана.
Ему хотелось знать, будут ли русские действовать так же, как американцы. Возможно. Проблема в том, что если после продувания всего балласта погружение не прекращается, то больше уже ничего сделать нельзя. Ничего. Такое произошло с несколькими американскими подлодками. Например, с новейшим атомоходом «Трешер» более двадцати лет назад. Во время погружения у них отказал реактор, и им не хватило энергии и воздуха, чтобы всплыть. Место аварии потом исследовали глубоководные аппараты Американского Военно-Морского Флота. Вон Сускил видел эти фотографии. Это были снимки, которые подводнику лучше не видеть.
— Они всё еще погружаются, — сказал акустик. Он наблюдал за тем, как пленка все наматывается и наматывается на бобину магнитофона. Чем больше скорость, тем легче остановить погружение. Но они не успеют набрать ее… Спасет ли их продувание балласта? Он шепотом добавил: — Не думаю, что у них получится.
Вон Сускилу не хотелось дослушивать до конца — это выше человеческих сил, — и он сорвал наушники.
Акустик не имел такого права и был вынужден вслушиваться в слабеющие звуки, идущие из глубины. Какой кошмар — слышать, как умирают… Он замер, поднял голову, затем установил фильтры, уменьшающие посторонние шумы. Характер шума, издаваемый агонизирующей русской лодкой, изменился! Разница была едва различимой, но ведь именно за то ему и платили, чтобы он улавливал даже малейшие оттенки звука. Он продолжал слушать, а затем кивнул.
— Сэр! Докладывает акустик!
— Что еще случилось? — спросил Вон Сускил. Казалось, он был недоволен тем, что его снова отвлекают.
— Сэр, русские…
— Они погибли?
— Нет, сэр! Они… — Сделав паузу, он увеличил громкость и улыбнулся. — Они всплывают, сэр!
— Очень хорошо. Рулевой, поднять лодку на перископную глубину, — приказал он. — Мне кажется, надо взглянуть на них.
— Есть на перископную глубину.
Слабое движение балласта, небольшое отклонение руля, и «Аугуста» начала медленно подниматься к залитой лунным светом поверхности океана.
К-219
05.39–44 Широта — 30.43.9 северная, долгота — 54.24.6 западная. Всплыли в надводное положение.
Отныне для всего экипажа К-219 это точное время и место их второго рождения.
С момента взрыва прошло не более двух минут. Две минуты, отпущенные К-219, чтобы погибнуть, а затем возродиться вновь.
Азнабаев дрожащей рукой отметил координаты лодки, считывая данные из инерционной навигационной системы. И на всякий случай, для себя, отметил: до ближайшего берега — Бермудских островов — четыреста восемьдесят пять миль. Но это территория врага, а до коммунистической Гаваны — тысяча пятьсот шестьдесят. Именно там должен стоять в немедленной готовности к выходу советский корабль-спасатель, и ему понадобится не менее четырех-пяти суток, чтобы дойти до них. И это при условии, что они действительно готовы, а если их готовили как и К-219?
Опыт аварий на советских атомных лодках подсказывал, что всплытие не всегда означает спасение. 8 апреля 1970 года в Бискайском заливе погибла К-8, одна из первых советских атомных лодок класса «Ноябрь». Тогда они тоже сумели всплыть, но после объемного пожара, потеряв продольную остойчивость, она затонула, превратившись в братскую могилу на дне океана для пятидесяти двух подводников. Больше половины ее экипажа.