— Это «Янки-1», — произнес оператор сонара, — К-219.
— Куда же они собрались? Порезвиться в учебных полигонах или к нашему берегу? — американский командир знал свою главную задачу: если русские «вышли на тропу войны», они должны быть под особым контролем.
К-219
Британов зажал кремальеру рубочного люка и легко спрыгнул на перископную площадку боевой рубки. В красном свете специальных светильников ее ограниченное пространство после простора ходового мостика казалось еще теснее. К окуляру непрерывно вращающегося перископа приник старпом Владимиров. Его задача — наблюдать за поверхностью моря и за воздухом. Сейчас он — глаза лодки, потому что радиолокационная станция выключена, чтобы своим излучением не демаскировать лодку, а акустикам сильно мешает плеск волн.
— Горизонт и воздух чист! — не отрываясь от окуляра, доложил Владимиров.
— Добро, старпом! Я в центральном посту! — Британов продолжил спуск вниз в центральный пост, расположенный на верхней палубе третьего отсека прямо под мостиком и боевой рубкой.
Центральный пост подводного крейсера напоминал кабину большого космического корабля. Даже по тревоге, когда здесь находилось пятнадцать человек, тут не было тесно. Пчелиное жужжание вентиляторов и тонкое пение электроники не смолкали ни на минуту.
Рядом с шахтой, ведущей наверх к рубочному люку, две закрытые двери, ведущие направо, в рубку акустиков, и налево — в рубку штурмана. На обеих дверях — список допущенных туда членов экипажа. Этот запрет строг, и никто даже не пытается нарушить его, чтобы не иметь неприятностей с особистом Валерием Пшеничным.
Первым делом командир заглянул к штурману Азнабаеву, и они вместе склонились над картой. Британов проложил курс почти строго на восток и в ответ на недоуменный взгляд штурмана объяснил:
— Если нас засекли на выходе, пусть думают, что мы идем на учебные полигоны или в Белое море, в Северодвинск.
— Северодвинск — это хорошо… — расплылся в улыбке Евгений, вспомнив прошлогоднюю стоянку в этом самом веселом флотском городе, и тут же забыл о нем, углубившись в расчеты.
— Внимание в центральном! — прозвучала навстречу вышедшему из штурманской рубки Британову негромкая команда первого увидевшего его офицера. Но никто не вскочил со своих мест, потому что на подводной лодке это не команда «Смирно!», а просто знак того, что командир теперь здесь. Естественно, посторонние разговоры тут же смолкли. После мостика тут было не просто тепло, а даже жарко, и Британов первым делом сбросил меховую «канадку», занял стоявшее в центре широкое и удобное командирское кресло и цепким взглядом окинул свой главный командный пункт — ГКП.
Слева от него находился пульт управления ракетным оружием — ПУРО, — за которым сейчас никого не было. Петрачков занимает это кресло только при ракетной атаке, а сейчас он готовит к погружению свой четвертый отсек и ракетный комплекс.
Впереди слева командиру был хорошо виден зеленоватый экран боевой информационной системы «Туча», около которой «колдовали» начальник РТС (Радиотехническая служба корабля) Вячеслав Киселев и его инженер Сергей Прихунов. Сейчас их главная задача — держать обстановку и обеспечить безопасное плавание корабля.
— Центральный — акустик! Горизонт чист! — прозвучал в динамике «Тучи» голос командира акустиков Сергея Рязанова. Именно он и его операторы сейчас становились «главным ухом» лодки. Они выжимали все возможное из когда-то лучшего, но теперь безнадежно устаревшего комплекса «Керчь». Музыкальный слух и почти звериное чутье заменяли им электронный анализатор.
Справа, в носу отсека, — пульт управления глубиной погружения и курсом лодки — «Шпаг». Как два пилота-бомбардировщика, боцман — мичман Юрин — и боцманенок — молодой матрос Бандерс, держали черные шарики маленьких рычагов. Их руки постоянно находились в движении и на каждое, самое легкое, реагировали огромные рубочные и кормовые рули.
По правому борту центрального было царство стармеха — деда Красильникова. Перед ним был только пульт связи «Каштан» (громкоговорящая циркулярная связь между отсеками и ГКП) и машинные телеграфы, но сорокалетнему деду этого было вполне достаточно, чтобы держать в руках «термоядерного исполина». Практически непрерывно щелкая тумблерами связи, он, казалось, говорил сразу со всеми отсеками и одновременно вертел лысой головой во все стороны, не упуская из виду ни один указатель, дисплей или прибор. В кажущейся суете на самом деле была стройная система высокого профессионализма, разглядеть и оценить которую мог только такой же профессионал.