– Страховка готова! Санька, отпускай!
Ну наконец-то, копуши, уже руки болят! Кое-как встаю, перещелкиваюсь и усаживаюсь на рюкзак. Теперь хоть гляну, что они без меня наворотили. Хотя смотреть особо не на что: веревка уходит в дыру в склоне. Собственно, уже две веревки. Акрам с Петькой работают быстро, минут через пять вытащат. Пока разминаю себе плечи и руки. Боль потихоньку уходит. Зато приходит Асад.
– Сань, спасибо!
– Проехали. Ты как?
– Нормально. А ты?
– Сказала же – проехали! Хватит сидеть, пошли, что ли?
Окрестности Новосибирска, Заимка
Владимир Пчелинцев
– А нам и это по фигу, – отмахнулся капитан, – интересно другое. С учетом сложившейся обстановки товарищ компьютер предложил послать три группы. И идти всем вместе через Уфу на Астрахань, обходя обе казахские группировки: и Карагандинскую, и Актюбинскую, ибо обоим доверия нет ни на грош. С Уфой проблем не будет. Наладили наконец устойчивый радиоконтакт. Хорошие люди там сидят.
– Тоже хунта… – скорбно заметил Сухов.
– Что делать. Не везде же братва рвется к власти! – напомнил Урусов старый «бандитский» сериал. – Продолжаем. Доходим до Астрахани и разделяемся. Первая группа пойдет в Среднюю Азию, через Узбекистан в Тадж. Вторая через Кавказ на Украину. А третья либо усилит одну из групп, либо вернется сюда с информацией. Если связи не будет. В общем, по ситуации.
– Сложноват план, – проворчал Федосеев под ободряющий кивок Сухова. – Не ищете легких путей.
– Никак нет, герр заместитель гауляйтера! Как раз легких и ищем. До Уфы, а то и до Астрахани докатимся как по маслу. С Омском и Уфой мы дружим, про то уже говорил. Единственное непонятное место – Петропавловск, так его и объехать можно. Там на весь Урал «дикие земли», никакой двуногой живности не водится. Правда, и дорог тоже. По крайней мере, это утверждают и омичи, и башкиры. С двух сторон, так сказать.
– От Уфы до Таджикистана не ближе, чем от нас, – произнес Федосеев.
– Зато остальным ближе, – парировал капитан, – а гуртом и батьку легше бить. Вдоль Волги не столь прозрачно, на месте придется уточнять. Для таджикской группы крюк большой. Но как по мне, намного проще тратить бензин, а не здоровье. По прямой, скорее всего, вообще не прорвемся. Или кто-нибудь верит, что казахские банды не имеют поддержки из Астаны?
Урусов замолчал.
– Еще какие мнения есть? – спросил Пчелинцев. – Или вопросы?
– Есть, – заговорил Мезенцев. – Насколько я понимаю, Башкортостан жив и здоров.
– Так и есть. Информацию только от них получаем, а они в этом вопросе несколько темнят. Но проскакивало, что ни одной бомбы башкирам не досталось. То ли ПВО у них сработало на «ять», то ли просто повезло. В целом, за рожи не скажу, но голоса у них шибко довольные.
– Тогда естественный вопрос: а почему бы к ним не перебраться? И поближе, и хозяйство там налаженное… Опять же что башкиры, что татары – все едино, русские. Не таджики с узбеками. И Афганистан далеко.
– Чем вам так не нравится Афганистан, товарищ подполковник? – с интересом спросил Сундуков.
– Не знаю, но как-то… Воевали мы с ними… Но, все-таки, насчет Уфы?
Ответил не Урусов, а Пчелинцев.
– Говорили мы с ними. Темнят. Похоже, им эта идея не нравится. Утверждают, что возможности региона используют под завязку, и больше ни одного человека прокормить не смогут.
– Вот прямо ни одного человека? – удивился Федосеев. – Непострадавший регион?
– Свежо предание, – пропел Соловьев, – но верится с трудом…
– И я про то, – вздохнул полковник, – темнят. Лично говорить надо, не по рации. Но боюсь, бесполезно. Поубеждаем еще, конечно, пока готовиться будем… Ну, а если разведка с ними сварит, то ей же лучше, не пойдет дальше, и всех проблем.
– Мда, не слишком оптимистично… – вздохнул Сухов. – А какое направление ваш аналитик считает наиболее перспективным?
– Астрахань и Таджикистан. Каспий ближе, и места там хватает. А в Азии должно быть теплее. Украина – слишком далеко, да и достаться ей должно было не слабо. А Кавказ… Он всегда Кавказ…
– Принято. Согласен по всем пунктам, – кивнул «голова». – В чем мое участие заключается?
– На данном этапе – сидеть и ждать. Начиная попутно подготавливать все на будущее.
– Те еще орды получатся…
– Великое Переселение народов, однако…
Таджикистан, Фанские горы
Дмитрий Алябьев
От Артуча остались лишь фундамент главного здания и немного каменной кладки забора. Патрульные внимательно осмотрели окрестности. Тишина.
– Дмитри, у тебя первый патруль, – тихо сказал Хорхе, – сходи, Артуч руками потрогай. На удачу. Традиция есть.
Митька спустился к развалинам, прикоснулся рукой к нагретой солнцем каменной кладке. Когда-то здесь жили люди. Большинство приезжали на один сезон, но кто-то оставался постоянно. Пришел Большой Писец, и все кончилось… Вот еще одна лингвистическая загадка: почему прижилось длинное и неудобное сочетание «Большой Писец», а не что-нибудь короткое, типа «Война»… Может, точнее выражало случившееся?
Возникший звук сначала воспринялся как жужжание шмеля. Такое мирное звучание, почти и забытое за столько лет… Подождите, здесь же не водятся шмели вроде бы? Не водятся!!! А кто жужжит тогда?! Митька, наконец, вынырнул из затянувшего его болота лингвистики и тут же опознал звук: машина! И приближается! Парень было заметался, но взял себя в руки. Бежать обратно к товарищам далеко, могут засечь. А главный принцип Лагеря – незаметность. Надо прятаться здесь. Но не в развалинах, их осмотрят обязательно, кто бы и зачем сюда ни ехал. Значит… Митька бросился к ближайшей каменной грядке, прикрытой от бывших строений тремя деревцами.
– Хорхе – Митьке!
– Хорхе здесь.
– Машина! Я спрятался в камнях к северо-востоку. Не вызывайте.
– Принял. До твоего выстрела молчим.
Митька приник к камню, с благодарностью вспоминая дядю Жору, под руководством которого делал свой боевой костюм…
Два «УАЗа» вынырнули из-за поворота и неторопливо подрулили к развалинам. С машин посыпались автоматчики, занимая оборонительные позиции. В каждом «козлике» осталось по одному у пулемета.
«Десять, – сосчитал Митька, – много…»
Прибывшие достаточно оперативно брали под контроль местность. Не искали кого-то конкретно, а выполняли стандартную обязательную процедуру. Наконец шестеро автоматчиков определились с позициями. Оставшиеся двое, явно старшие в группе, долго осматривали развалины, пока, наконец, не остановились возле угла бывшего лагерного забора, метрах в тридцати от Митькиного укрытия.
– Ты думаешь, ака, здесь кто-то есть? – по-таджикски спросил огромный бородатый мужчина невысокого крепыша.
– Не знаю. Мне важнее, не есть ли кто-нибудь тут сейчас, а бывает ли вообще.
– Никаких следов. Сам видишь. Если тут кто бывал, осталось бы хоть что-то. Люди не умеют не оставлять следов.
– Здесь никто не живет. Это факт. Но…
– По той логике, что ты мне излагал, надо ехать в Пасруд или Чоре.
– Сам понимаешь, что это невозможно. Кое-кто просто мечтает увидеть меня на своей земле.
– Значит, надо ехать без тебя.
– А вот это не годится! Если я прав, то без меня там делать нечего. Одно неверное слово, и вместо союзников получим врагов… Или, скорее, трупы своих людей. Здесь единственное место, куда можно подъехать с нашей территории.
– Тебе виднее, великий умелец. Так или иначе, но здесь пусто. Все разграблено лет пять назад, а то и больше.
Разговор настолько заинтересовал Митьку, что он чуть не высунулся из своего укрытия, опомнившись в последний момент. В словах таджиков крылась какая-то важная мысль, важная для всего Лагеря, но какая…
– Ладно, – произнес невысокий, – вверх не пойдем. Если я прав – это слишком опасно. А если нет – бессмысленно. Впустую съездили.