Подстегнутый окриком парень прибавил еще, умудряясь на бегу перепрыгивать канавы, в изобилии выкопанные по склону. У подножья он с разбегу взлетел на длинное бревно, лежащее практически горизонтально. Пробежал по нему, минуя торчащие обрубки веток. Перепрыгнул комель, сразу же кувырком уйдя с точки приземления в сторону.
Треснул пистолетный выстрел. Второй, третий. Из обрубка сосны, поставленного «на попа», вылетели щепки.
– Стоп! – скомандовал наблюдатель, аккуратно засунул бинокль в футляр, перекинул его за спину и ловко слез со своего наблюдательного пункта. Вниз посыпалась ободранная кора.
Парень в «лохматом» комбинезоне тяжело дышал, приходя в норму. Старший лейтенант подошел к мишени, старательно поковырял отверстия попаданий пальцем и задумчиво протянул:
– Мда, товарищ гроссмейстер, такими темпами скоро мишень менять придется. А если тебе не пистолет, а пулемет дать?
Стрелок промолчал. Только спрятал под «лешего» пистолет и выжидающе уставился на офицера.
– А если пулемет дать, то ты вообще весь лес на лучинки построгаешь. Бобер волжский, вот ты кто, а не шахматист! – сам себе ответил тот.
– Андрей…. – наконец заговорил боец.
– Извини! – подмигнул ему офицер, на лице которого не было ни капли раскаяния – Чего-то я заболтался. Старею, наверное! Время – отличное. Точность – замечательная. Хоть торжественно в «кукушки» зачисляй. С передвижением проблемки маленькие есть. Но главное – не хватает чего-то. Неуловимого.
– Чего? – Парень даже вперед подался.
– А хрен его знает, чего, – раздосадованно махнул рукой старлей. – Вроде и поднатаскался прилично, и не пацан уже, а все равно… Не дойдешь ты. Ляжешь где-нибудь. И будут по тебе скорпиончики ползать и в ухи яйцы откладывать!
– Дойду! – упрямо мотнул головой боец, откинув назад сползший на глаза капюшон самодельного костюма и подставляя солнцу выгоревший «ежик» волос и вспотевшее лицо.
– Там видно будет. Ладно, на сегодня хватит, свободен. Мыться, бриться, песни распевать. Да, на «лохмашке» самое время лоскуты менять. Сезон поменялся. Да и эти под цвет грязи уже.
– Ты так и не сказал!
– И не скажу, товарищ ефрейтор. Потому что сам не знаю. Вернее сформулировать не могу.
Старлей присел на поваленное дерево, выполнявшее роль гимнастического бревна, и демонстративно начал заполнять какие-то формуляры.
Таджикистан, Фанские горы
Сыночек, мальчик мой, где ты?.. Выжил ли в этом мире?.. В этом страшном мире?.. Нет, неправильно это… Ты выжил… Ты жив, я чувствую… материнское сердце не обманешь… Вот только какой ты стал… Не сломался ли?.. Это же не твой мир… Совсем не твой… Слишком страшный… слишком жестокий… Сумел ли ты приспособиться?.. Дорогой мой, как мне тебя не хватает… Хоть на минуту бы увидеть… прижать к себе… Случится ли это?.. Сыночек…
Окрестности Новосибирска
Боец немного потоптался, но, сообразив, что ответа не получит, бодрой трусцой побежал с площадки. Уверенный бодрый бег хорошо подготовленного солдата. Как будто и не пройдена только что трасса, с которой в довоенное время не справился бы ни один срочник. Да и контрактник не всякий…
И, тем не менее, старший лейтенант, временно исполняющий обязанности начальника учебной части бригады, только сокрушенно покачал головой вслед убегавшему, делая вид, что не услышал его последних слов:
– Я приду. Я обязательно приду, мама!
2018 год
Таджикистан, недалеко от кишлака Новичомог
Искандер Осими
Искандер Осими был доволен. Последняя вылазка удалась. Крестьяне в кишлаке оказались совсем не бедные. Собственно, кишлаком это назвать трудно, пять дворов… Хутор, так это называлось в тех местах, где родился и вырос Искандер. Он же Александр Осокин, бывший сержант-разведчик, отличник боевой и политической, три контракта, Чечня, Дагестан. Если бы не та дурацкая история…
И что, господа военные, съели? Думали, уволили за «превышение» – и все? Похоронили? Из обоймы выщелкнули?! «Ха!» – три раза!!! Человек с такой подготовкой не пропадет! Да, покрутился наемником несколько лет. Палестина, Магриб… Даже у Полковника в Ливии отметился краем, где вдоволь нахлестался с англичанами их хваленого «Спейшел Авиэйшена».
Зато неплохо заработал. И «боевые» хорошие, и многие аборигены вовсе не нищие…
А главное – имя. Известное и ценимое. Бойцу с репутацией платят совсем иначе. А то, что пришлось принять ислам, так это Осокину, ах простите, Осими, абсолютно до лампочки! Арабы платят? Хорошо платят! А за нормальные бабки можно любую религию принять. И морду выкрасить в черный цвет, если надо. Так и стал Саша-Александр Искандером. И сколотил свой отряд за арабские деньги. Что там говорили при Союзе про дружбу народов? Вот он, настоящий интернационал, кого только нет в его отряде: три чеченца, два пуштуна, серб, болгарин, бульбаш, мариец… Даже якут один затесался. Как только занесло болезного к арабам? От родных-то оленьих стад? И сам Искандер – чистокровный запорожский казак. Вот где ни малейшей дискриминации по этому признаку: в наемниках. Волки лесов, степей и гор, солдаты удачи. Дикие гуси…
А как к месту оказался этот отряд после Большой Войны! Стало не к кому наниматься для «охраны частной собственности»? Ничего, люди с оружием сами возьмут все, что надо. Бандитизм и мародерство, скажете? А если и бандитизм? Уголовные кодексы всех стран ушли в никуда вместе с самими странами! Предположим, Осими теперь руководит не наемниками, а бандитами, и что с того? Кто сильнее, тот и прав! А его десяток сильнее иной роты! И вообще, они не бандиты, а бойцы Интернациональной Освободительной Армии. Это чтобы не придумывать какой страны. А что, неплохо звучит – ИНОА.
Искандер с удовольствием потянулся и онемел от удивления: в трех метрах от него стоял человек. Откуда? Как прошел через посты, что те не подняли тревогу? Как вошел в дом? Может, отряда уже нет? Ничего подобного, слышно, как ребята перекликаются. Впрочем, хотя в позе Осими внешне ничего не изменилось, сержант уже был готов к бою. Однако схватку не начинал: раз неизвестный стоит и ждет, значит, нападать не собирается. По крайней мере, сразу.
– Ассалам алейкум, уважаемый, – произнес гость. Совершенно без дурацкого местного акцента. – Или лучше сказать: «Здравствуйте, Александр Иванович»?
– Да что хочешь, то и говори, – внешне расслабленно протянул Искандер. – Ты кто?
Начало разговора ему не понравилось. Свое отчество Осокин не афишировал. Как, впрочем, и настоящее имя.
– Я – язык, глаза и уши Ирбиса. Посредника в разговорах уважаемых людей.
– И что надо разрозненным частям его тела от обычного наемника? – Рука поползла к пистолету, скрытому под полой куртки.
– Вам просили передать просьбу о прекращении своей деятельности на территории Пенджикентского бекства. Она не вызывает восторга у уважаемых людей.
– Ух ты! И кто просил? – особой вежливостью в переговорах Осими никогда не страдал. – И что за люди такие, «уважаемые»?
– Бек Пенджикента. Саттах Амонатов.
– А не передал ли твой бек, что будет бедному солдату, когда он прекратит свою деятельность? Мне же нужно кормить своих людей. Может, он хочет нас нанять?
– Саттах-джан знал твой вопрос. И заранее передал ответ: «Нет». Ему не нужны наемники!
– А если я не прислушаюсь к словам бека?
– Тогда Амонатов-джан будет вынужден принять меры по защите своих дехкан.
– Ух ты, какие мы крутые! И что, каждый таджикский бек считает себя вправе мне приказывать? Может, вместо ответа отправить ему голову посланца?
– Еще раз обращаю ваше внимание, Искандер-джан, я не посланник Пенджикентского бека. Я – язык, глаза и уши Ирбиса. Вы слышали о Леопарде гор?
– Я слышал много сказок. В том числе о всяких зверях с разных форм рельефа. Чем очередная сказка отличается от слышанных ранее?
– Мы передаем информацию и приносим ответ. И все. Чтобы получающий ее не пытался обидеть посланца.