Ладно, начнем с маленьких.
– Джамиля! Берешь шестилеток – и к бабе Ире. У них учет на складе. Заодно поупражняются в математике.
– Сань, туда бы постарше, грузить же!
– Справитесь! Не забудь до работы сбегать с ними до Пиалы, а к шести привести на рукопашку.
Джамиля хмурится. Не была еще старшей. Ни фига не повод, девять лет девчонке, пора уже… Тем более, на складе самая простая работа. И мама с бабушкой присмотрят.
– Беги, Джам, беги.
Ладно, следующий.
– Рахман! Вы что там вчера устроили с отарой?
– Да мы это… Все нормально…
– Что нормально? Что десять человек, бросив все дела, четыре часа искали овцу, которую вы проспали? Навоз сегодня ваш!
– Весь?
– Нет, только коровий! Собственный можете не убирать!
– Ну, Сань, ну нельзя же так… Его там много…
– Как раз двоим на день. Можете без разминки, в хлеву разомнетесь. А если тебя что-то не устраивает, побежишь тренировку со мной. И только попробуй отстать!
Ванька замолкает. Рахман и не пытался возражать. Знает, что бесполезно, я злобная и беспощадная! И раздолбаев на завтрак хаваю. Пачками! А не хрена овец по ущельям терять! За такие вещи надо к хлеву цепями приковывать, чтобы всю жизнь в навозе ковырялись. Так что, вообще-то, я добрая и ласковая. То есть белая и пушистая…
– Вы еще здесь?
– Уже нет.
– Поздно. Как закончите с навозом, вымоете Пушистика. И чтобы дядя Леша был доволен!
Вот теперь стонет и Рахман. Мыть бульдозер – работа не трудная. Но дядя Леша ею доволен не бывает в принципе, хоть каждый миллиметр зубными щетками до блеска отдрай!
Теперь приятное…
– Старшие сегодня усиливают патрули.
Ишь, обрадовались! Конечно, на патрулирование нас не берут. Но сегодня старшие затеяли какое-то большое дело и забирают на него даже «ребенков» недавних выпусков. А нас пускают с оставшимися. Красотища! Я тоже, между прочим, не отказалась бы. Но сказали, с четырнадцати… Ничего, счастливчики, я вам подпорчу праздник.
– Заодно поправите коши. Асад, вы с Петькой идете с Акрамом через Мутные, к вам это в первую очередь относится, там уже камни из стен вываливаются.
Дружный вздох. Молча встают, молча уходят. Нравится не нравится, хочется не хочется… виноваты не виноваты… Есть такое слово: «надо». Кто ж, как не старшие… И ничего страшного, зато в патруле!
– Витек, с восьмилетками – на огороды. И забери с собой младшенького.
– Он же маленький!
– С огородами справится.
– Как скажешь. У них занятия какие?
– На сегодня снимут, сорняка много. Но все равно погоняй по математике в уме. Без отрыва.
– Ладно.
Братец у меня всегда и на все согласный. Золотой парень. И мелкие его любят…
– Как закончите – в питомник. Пусть детки порадуются.
Ага, расцвел! Питомник все любят. Со щенками возиться – не работа, а удовольствие. Я тоже хочу…
– Десятая группа! «Двойками» к чабанам, на усиление. Арбалеты с собой, на месте в стрельбе потренируетесь. Только, чур, в овец не стрелять!
Уносятся, страшно довольные жизнью. Еще бы! За овечками в компании побегать! Да еще когда за все взрослый отвечает! А если повезет, могут и шака пристрелить! Я своего первого четыре года назад так и добыла. Пасу себе барашков, а он как выскочит, как выпрыгнет, как получит от меня два болта в бочину!..
– Остальные – пилы в руки и в Имат бегом марш! Дрова заготавливать. Еды возьмите на неделю. Какая машина? Я же сказала: «Бегом». Жалкие двадцать километров вниз по ущелью – вместо разминки сойдет. Через два с половиной часа должны быть там. Мурад за старшего.
Вроде всех разогнала. Йе-ху! Можно и полезным чем заняться. Например, свой арбалет закончить. Только сначала малый хлев приберу. Овцы, они тоже гадят, сволочи, не только коровы. Тоже убирать надо… А если быстро закончу… Ну и что, что с четырнадцати… Один год всего, совершенно непринципиально. И подготовка у меня по пятнадцатой… Все равно у Вальки одного человека не хватает…
Самара, ул. Осипенко
Дом выглядел абсолютно целым. Сохранились даже лавочки у подъезда. Вряд ли их восстанавливали позднее. Сомнительно, что хоть кому-то это надо в лишенной центральной власти Самаре.
Подъездная дверь та же самая – выкрашенная серой краской жестянка, претендующая на гордое звание бронированной. Естественно, не работал домофон. Так он и в прошлые годы работал через раз. Но замок остался на месте. И деревянная обшивка двери со стороны подъезда уцелела. То ли некому срывать было, то ли не показалась она достойной каких-либо усилий…
Внутри подъезд был обшарпан ненамного сильнее, чем раньше. В основном за счет сильно облупленной краски да облезшей побелки. К лифту даже и подходить не стали.
Прошли первые два пролета, сторожко ощетинившись стволами. Звуков никаких. Даже на улице как-то тише стало… Дальше пошли быстрее. Не заглядывая за каждый угол и поворот.
После третьего этажа внешний вид стен и потолка заметно изменился. Наводнение наводнением, но сюда вода, похоже, не дошла… Четвертый этаж.
– Дверь направо, – чуть слышно просипел Боря.
Урусов кивнул понимающе. С пятки на носок перетек вплотную к общей на две квартиры двери. В руках у капитана снова оказался «стечкин», до того вроде бы спокойно спящий в «оперативке».
Юринова начало понемногу колотить от волнения. Слишком сильным было ощущение, что случится чудо. Вот возьмет и откроет бабушка, живая и совершенно не изменившаяся, обнимет его и скажет: «Ну, наконец-то, Боренька, я так долго ждала…»
Чуда не произошло. В ответ на настойчивый стук из глубин квартиры раздался хриплый полупьяный голос:
– Кого еще черти принесли ни свет ни заря?
– Хороший у мужика режим, – тихо усмехнулся Урусов, и перевел предохранитель на автоматический режим, – полпятнадцатого утра за бортом.
– Извините, пожалуйста, – прокричал в ответ Борис, – у нас нет к вам никаких претензий! Интересует судьба старых владельцев. Может, вы что-то знаете?
– А раз нет претензий, то и вали на фуй! – донеслось из-за двери. – Ходят тут всякие…
– Послушайте, мы хотим только поговорить!
Юринов и сам понимал, что для пьянчуги, с утра уже залившего глаза, любые аргументы выглядят неубедительно, но с подобными персонажами общаться у него никогда не получалось. Зато, как оказалось, это отлично умел Урусов.
– Слышь, бобрятина охеревшая! Выбирай: опохмел халявный или граната под дверь?
С той стороны замолчали, лишь громкое сосредоточенное сопение выдавало бурную работу мысли.
– Что, правда похмелиться дашь? – прозвучало с неясной надеждой.
– Налью сто грамм. Если прямо сейчас дверь откроешь! А если нет – то за упокой лично усугублю.
Желание выпить, наконец, победило осторожность, и дверь, проскрипев несмазанными петлями, распахнулась. Помятого вида мужик в тренировочных штанах и грязной майке выглянул наружу и уставился на Урусова.
– Тебя, часом, не Юрой зовут? – осведомился Урусов и спрятал пистолет: слишком уж безобидным выглядел алконавт.
Боря, несмотря на съедающее его нетерпение, фыркнул: тоже заметил, насколько хозяин похож на Балбеса из «Самогонщиков» в исполнении Никулина.
– Юрой… Ты откуда знаешь? – протянул «Балбес» и тут же спохватился: – Командир, ты налить обещал!
И тут его взгляд упал на Борю. Алкаш резко передернулся всем телом и уставился на Юринова как на приведение. Он даже внешне переменился: как-то подтянулся, выпрямился, с лица немного сползла помятость.
– Не может быть! – сипло прошептал он. – Шахматист!!! – И тут же засуетился, широко распахнул дверь и прижался к косяку, освобождая дорогу. – Проходите, пожалуйста, что мы в дверях, ей-богу!