Таджикистан, Фанские горы, ущелье Пасруд
Дождь…. Он начался вечером, когда добыча была разделана и уложена в тюки. Сами горы говорят охотнику, что пора уходить. Или духи намекают на то, что загостился… Но куда пойдешь ночью? Вот с утра никакой дождь не остановит Шамси. Даже с таким грузом до дома всего полдня пути. А пока он переждет ночь под навесом из брезента. Даже маленький костерок можно зажечь. И пожарить кусочек мяса. Как хорошо… А завтра он вернется с добычей. Мяса хватит на неделю, а то и больше. Еще шкуры. Из рогов прадед сделает что-нибудь, что можно продать…
Тихо… Только равномерный шелест дождя да шуршание листьев под порывами ветра… Тонкий слух охотника выделяет непривычный звук. Шаги? Если и шаги, то не слышанные раньше…. Кто-то очень крупный ходит неподалеку. Гораздо крупнее волка или барса. И человека. Медведь? Нет, медведь ходит не так… Может, дэв?.. Мальчик вытащил нож. Лук убран в чехол, и доставать его в дождь – последнее дело. Тем более шаги затихли… Зато возник вой… Сначала тихий, на грани слышимости, но на каких-то запредельных нотах, жуткий, пробирающий до костей… Звук постепенно усиливался, крепчал, заполнял все вокруг… И вдруг кончился, мгновенно сменившись пронзительным визгом. Так может визжать умирающий зверь, попавший в челюсти хищника. Только ни один зверь не умирает так громко.
Шанси вскочил, оглядываясь. Откуда идет опасность? Какая? Ничего не видно… Звуки опять поменялись. Вместо визга лес заполнился громоподобным хохотом, воем и громким чавканьем. Шамси вспомнил книгу, которую ему, маленькому, читал прадед, про огромных ящеров, живших очень давно. Казалось, охотник перенесся во времени, и вокруг бегают эти ящеры. Звуки доносились со всех сторон. Вой, визг, уханье, чавканье, грохот, шаги… Громкие, жуткие, выворачивающие душу… Охотник стал маленьким мальчиком, потерявшимся в темной комнате.
«Я не боюсь, не боюсь, – шептал мальчик, сжимая рукоять ножа, – они сами боятся, раз не нападают. Их отпугивает костер! Нечисть боится огня!»
Резкий порыв ветра сорвал полог, и поток дождя хлынул в костер. Тот потух мгновенно… И тут же, как по команде, стихли звуки…
И в наступившей темноте и тишине из леса выступило чудовище. Зверь был немного похож на волка. Или медведя. Только намного крупнее, массивнее. Ночью он смотрелся черным, хотя разобрать в темноте цвет было невозможно. Шкура светилась мертвенно-бледным светом с синим отливом. Сверкали белки глаз. Порождение шайтана зевнуло, обнажив ярко светящиеся белые клыки, размером в палец Шанси. В пасть чудовища легко поместилась бы голова мальчика…
«Гуль-евони, – мелькнуло в голове, – они все-таки существуют…»
Охотник стиснул рукоять ножа, из последних сил удерживая на месте ноги, готовые броситься наутек. И услышал шорох справа. Косой взгляд… О Аллах, за что?! Второе чудовище было копией первого…
– Где мой обед? – спросило оно, облизываясь. Зверь говорил на таджикском низким хриплым голосом.
– Вон он, пытается напугать нас железным клыком, – послышался ответ.
– Нас?
И звери громоподобно расхохотались, а в ответ им захохотал весь лес.
Нервы Шамси не выдержали, и он бросился в темноту, в одной руке сжимая нож, а во второй – подхваченный в последний момент чехол с луком. Бросить семейную реликвию его не могли заставить ни светящиеся чудовища, ни злые духи…
Окрестности Волгограда, дачный поселок «Радуга»
Поселок был сожжен. Частично сохранился только фундаментальный кирпичный забор по периметру да обгорелые остовы домов. То ли молния в бочку с бензином угодила, то ли детишки со спичками неудачно поиграли, то ли проводку закоротило.
Впечатление это нарушалось снесенными воротами, следами пуль на кирпиче и сгоревшей коробкой бэтээра на центральной улице. Да и не могло коротнуть на всех участках одновременно. Пожар случился давно, острый запах гари успел выветриться полностью.
Джип загнали внутрь, чуть не пропоров колесо вылезшим из полусгнивших ворот гвоздем. Ваньку Германа оставили караулить. Втроем двинулись по улице. Урусов еле сумел притормозить разогнавшегося сержанта:
– Нам еще одной дурной стрельбы не хватает, ага? – И загнал Полякова в арьергард их маленького отряда.
До поляковского участка добрались минут за десять. Смотреть было не на что. Димка тупо обошел вокруг почерневшего от сажи фундамента с двумя уцелевшими кирпичными столбами, уныло поковырял носком ботинка черную слежавшуюся массу и вдруг, присев на корточки, стал остервенело рыть ее голыми руками, забыв про висящую на ремне лопатку.
– Ты чего, Поляк?
Поляков выпрямился и протянул к Урусову руку. На ладони лежал закопченный, но вполне узнаваемый кругляшок.
– «За отвагу», – уважительно произнес капитан, – еще той войны…
– Прадеда… – выдавил сержант. – Погибли мои… Бабушка никогда бы медаль не бросила… Вместе с похоронкой пришла…
Все молчали.
– Не хорони раньше времени, – сказал, наконец, Боря, – тут бой шел. Надо было самим спасаться, детей спасать. Могли не успеть… Не до медали было…
Поляков только покрутил головой. И отвернулся, скрывая предательски заблестевшие глаза.
– Обойдем весь поселок, – решил Урусов, – может, есть кто живой…
– Обойдем, – тихо согласился Поляков. Но в голосе уже не было даже тени надежды.
Таджикистан, ущелье Зеравшана, укрепления кишлака Сангистан
Шоди Диноршоева разбудил грохот, раздавшийся со стороны лагеря врага, и жуткий, леденящий душу вой. Спросонья казалось, что демоны ада вырвались наружу и орут от счастья, оказавшись в мире смертных. Ополченец выскочил на остатки стены, где, несмотря на непогоду, уже собралась вся «армия» матчинцев, и оторопело уставился на открывшуюся картину, напомнившую сказки, которые рассказывала маленькому Шоди бабушка…
Бивак ахмадовцев пылал. Столбы ревущего пламени демонами рвались в неведомые выси по всему лагерю, не обращая внимания на льющие с неба потоки воды. Особенно свирепствовали ифриты c двух сторон от дороги, где, вне зоны досягаемости стрелков Матчи, стояли вражеские машины. Грохочущим фейерверком рвались боеприпасы на позициях артиллерии, охваченных огненным дыханием Иблиса. Пасти невидимых оборотней-аджахоров метали молнии и рассыпали маленькие шарики огня, разя мечущихся по лагерю ахмадовцев. А над всем этим, перекрывая остальные звуки, царил вой Аджахи, царя драконов, прерываемый лишь раскатами громового хохота и ударами грома…
– Спаси нас, Аллах всемогущий, – повалился на колени Шоди. – Злые дэвы вышли из Джанахейма забрать наши души.
– Не наши. За ахмадовскими пришли, – потрясенно сказал оказавшийся рядом старый Арбоб, сосед Шоди по кишлаку, смахивая воду с лица. – Даже если это дэвы, то они на нашей стороне.
А вакханалия злых сил продолжалась. Новые языки пламени сквозь дождь взметались к небу, навстречу летящим молниям, взрывались камни, рассыпая вокруг себя мириады обломков, метались огромные, страшные тени. Четыре стихии сошлись воедино. Огонь, выбрасывая вверх пласты Земли, боролся с Водой в Воздухе и побеждал… Вышедшие из Джанахема духи пожирали вражескую армию, рассыпая вокруг искры огня, и даже сам Аллах был бессилен остановить адскую оргию…
Окрестности Волгограда, дачный поселок «Радуга»
Живые обнаружились в крайнем доме, у леса. То, что дом жилой, видно было издалека. Все развалины ближе ста метров от дома разобрали, чтобы никто не мог подойти незамеченным. Само здание превратили в крепость: стены кто-то обложил дополнительным слоем кирпичей, заложил окна, оставив только узкие амбразуры. Тот, кто это делал, очень спешил: выглядело не слишком эстетично, но надежно.
– Спец делал, – прокомментировал Урусов, – не похоже на садовые участки учителей. Не удивлюсь, если тут еще и ПОМЗами засеяно….
Осматривали дом из-за ближайших развалин. Как добраться до обитателей, толковых мыслей не было. Поляков хотел просто пойти и постучать в дверь. Но Урусов попытался его остановить: