От разноязычной родни в Надины песни вплетались шифрующие (или возносящие смысл на недосягаемую высоту), если он, конечно, изначально в них присутствовал, слова. И русский язык у нее был особенный – простой, четкий, укороченный, как линейка для измерения предметов определенной длины.
«Я в Финке. Говорить дорого», – отвечала Надя, когда Каргин звонил ей много лет назад по только что появившемуся в те годы сотовому телефону из Питера, точнее, из дачного пригорода, где он держал свой первый – перестроечный – магазин. Он, как только такие телефоны появились, сразу купил два тяжелых, золотисто-черных, с откидывающейся крышкой-микрофоном и вылезающей антенной «моторолы» – себе и Наде. Используя стилистику Надиного русского, он называл их – «звониками».
«Звоник не платит за „звоник“, – возражал Каргин, – за Звоник платит Дима».
Но Надя, особенно если речь шла о бессмысленно потраченной копейке, была неумолима.
«Дос!» (до свидания), – отключалась.
Из немногих Надиных слов явствовало, что в данный момент она закупает товар в Финляндии (Финке). Другой цели пребывания в этой, как и в других, разделяемых в зависимости от расстояния на дальник и ближняк, странах, у Нади не было.
Иногда (если Каргин сильно просил не торопиться с досом), он успевал узнать, что она заехала в Финку через Бруснику (пограничный переход Брусничное), а возвращаться будет через Торфы (Торфяное), потому что товара много, а в Торфах у нее знакомая смена. Она берет в эту ездку в основном хозку (хозяйственные товары). Хозка занимает много места, так что через Бруснику, где считают, сколько сумок на рыло, никак.
Каргин пытался развивать Надин язык. К примеру, предлагал сократить хозку и взять немного едки (продуктов) и питки (напитков). Или зарезервировать пару сумок под носку (дешевый, но качественный финский ширпотреб). Однако неологизмы не приживались в Надином языке, как неудачно пересаженные органы в человеческом организме. Хотя Каргин не понимал, чем, собственно, ее хозка лучше его носки?
– То есть если я захочу, ты… дашь, – с трудом сформулировал какой-то неуместный, как неожиданные воспоминания о бурятской бабушке, вопрос Каргин. – Но не мне, а… костюму?
– Дашь? – пожала плечами Надя. – Разве у костюма есть то, чем можно взять?
– Кто его знает. – Каргину показалось, что костюм на нем ожил. Он как будто пытался втолковать Каргину, что есть, еще как есть у него то, чем можно взять.
– Ты меня нашел и позвал сюда не для этого, – продолжила Надя, покачиваясь с каблука на каблук, поигрывая дорогой плетеной сумкой на длинном ремне.