Капитан беззлобно хмыкнул в ответ.
До концерта еще оставалось несколько часов, которые офицеры провели в праздном безделье: Рябцев – с газетой, Коновалов – с книгой. Но в назначенное время они уже привели себя в порядок и переоделись в купленные костюмы. Николай осмотрел себя в зеркало.
– Нормально, – заметил Василий, увидев его. – По крайней мере, на шутов гороховых или деревенщин не похожи.
– И то правда, – согласился майор. – Хотя в такое время не до выпендрежа.
– Согласен.
…Возле Дома культуры было многолюдно – видимо, местные зрелища пользовались большой популярностью. Напарникам пришлось даже встать в очередь, чтобы предъявить купленные билеты. Вопреки ожиданиям Коновалова, билеты проверяла не Рута, а незнакомая пожилая женщина. Милой женщины-кассира нигде видно не было. Зато в толпе, поблескивая очками, мелькнул Грачев в клетчатом пиджаке. Офицеры прошли в зал, который был хоть и меньше театрального, но довольно просторный. Больше половины мест было уже заполнено. Протискиваясь сквозь снующих туда-сюда зрителей, Василий и Николай отыскали нужный им ряд посередине зала и заняли свои места. Они пришли заранее, и до начала концерта еще оставалось время. Майор оглядел зал. Публика была самой разношерстной – присутствовали люди абсолютно всех возрастов. Некоторые пришли даже с детьми. Было ощущение, что здесь собрался весь городок. Коновалов поискал глазами Руту, но не увидел ее нигде поблизости. К тому же в таком скоплении народа сложно было хорошо разглядеть кого-либо. Может, задерживается. Или уже пришла, но сидит там, где ее не видно.
По залу сновали женщины – торговки цветами, скромными букетиками садовых и полевых цветов. Так как напарники сидели довольно близко от входа, капитан, недолго думая, пробрался к одной из женщин и купил цветочки.
– Кому дарить собрался? – улыбнулся Николай.
– Кому-нибудь да подарю, – усмехнулся Рябцев. – Например, артистке, которая мне понравится больше всех.
Люди еще продолжали заходить и рассаживаться, когда в зале начал гаснуть свет. Освещение оставалось только на сцене, на которой сидел оркестр. Потом грянула музыка, и людские голоса начали стихать. Увертюра длилась недолго. После ее окончания на сцену вышел рослый мужчина средних лет с напомаженными волосами.
– Здравствуйте, товарищи! – сказал он. – Я рад приветствовать вас на нашем концерте художественной самодеятельности. Сегодня для вас выступят как уже полюбившиеся вам, так и новые артисты и исполнители. И откроет нашу программу школьный коллектив песни и танца «Тюльпаны».
Зал зааплодировал. Конферансье неслышно скрылся за кулисами, а на сцену вышли несколько пар подростков, которые начали танцевать под веселую музыку. Офицеры с удовольствием наблюдали за танцем школьников. Рябцев поймал себя на мысли, что именно чего-то такого ему и не хватало за военные годы – веселого, задорного, искрящегося радостью и энергией, позволяющего забыть о трудной послевоенной жизни, о событиях прошлой ночи да и вообще обо всем плохом и грустном. Он украдкой посмотрел на напарника и подумал о том, что тот ощущает примерно то же, что и он.
Юных танцоров проводили дружными аплодисментами. Им на смену вышел ансамбль народной песни, который исполнил песню на литовском языке. Коновалову песня показалась одновременно веселой и грустной. Вроде бы бодрый ритм, но в то же время какие-то горькие нотки нет-нет да проскальзывали. Офицер уловил их, несмотря на то что совершенно не знал литовского языка.
Певцов снова сменили танцоры, на этот раз уже взрослые. Они выступали в народных костюмах. И снова зрители хлопали. Николай с удовольствием отметил, что концертная программа была подобрана удачно – веселое чередовалось с мелодичным и грустным, как бы давая повеселиться, подумать, поностальгировать и снова веселиться.
А потом случилось неожиданное.
После выступления танцевальной труппы на сцену вновь вышел конферансье.
– Дорогие друзья, – сказал он. – Сейчас перед вами впервые выступит замечательная исполнительница романсов. У нашей артистки сегодня дебют, поэтому прошу поддержать ее первое выступление. Встречайте, друзья: Рута Томкуте.
Зал дружно захлопал, и на сцену вышла молодая женщина. Майор поначалу ее не узнал. Но потом с удивлением понял, что эта певица с высокой прической и в строгом длинном платье с блестками и есть та самая Рута, живущая с ними по соседству и продающая билеты в кассе ДК.
– Вот это да! – восхищенно прошептал Василий. – Не знал, что она поет.
– Я тоже, – кивнул Коновалов.
Женщина запела. Как и предыдущие исполнители, она пела на родном языке. Голос у нее был высокий, приятный и завораживающий. Она исполняла романс, из которого Николай не понимал ни слова, и в то же время он осознавал, что песня – о любви. Рута смотрела прямо в зал, переводя взгляд с одного края на другой, и на мгновение майору даже показалось, что она посмотрела на него. Но, возможно, он ошибался – лица зрителей, особенно сидевших далеко не в первых рядах, трудно было разглядеть в затемненном зале.