– Здорово, Полулях, – сказал он, повернувшись к усачу.
– Ну здравствуй, Петенька, – кивнул мужчина. – Что, никак из кутузки?
– Оттудова. У тебя пары монет не будет? А то голова как чугунная.
– Держи. – Мужчина извлек из кармана немного мелочи.
Василий про себя усмехнулся. Сегодня Андрей явно при деньгах, хотя наверняка не при больших. Однако пока обходится пивом, а не чем-то покрепче или поприличнее. Вслух офицер спросил:
– А почему Полулях?
– Да так меня зовут здесь. Я же рассказывал, что папаня мой – из местных. Литовец. Ну а раз матушка русская, стало быть, я только наполовину литовец. Полулях, значит.
– Ясно.
– А вот Петя, ну, который подходил, местный. На самом деле он Петер.
– То есть лях, – улыбнулся капитан.
– Он самый.
– По-русски хорошо говорит.
– Так он последнюю отсидку провел в русской тюрьме. Вот там и научился нашим словам. Точнее, его научили.
В этот момент парень вернулся к ним, словно почуял или услышал, что о нем говорят. Он сел на скамью рядом с Андреем. Судя по его кружке, треть он отпил прямо у стойки либо по пути к ним.
– Спасибо, – сказал он.
– Да не за что, Петенька. Ты ведь меня тоже выручал.
– Было дело. – Петер перевел взгляд на Рябцева. – А ты кто будешь?
– Вася, – кратко представился офицер.
– Не отсюда?
Василий помотал головой.
– А откуда?
– Меньше знаешь – крепче спишь.
– Понял, – кивнул парень и сделал еще пару больших глотков пива. – Ох.
– За что влетел-то? – спросил капитан.
– А, за ерунду, – отмахнулся Петер. – Одному фраерку по харе вмазал, ну меня легавые и приголубили.
– По пьяни, что ли?
– Ну да. Хорошо хоть, прогулять все успел, им ничего не досталось.
– Да, это было бы обидно, – согласился Андрей.
– О чем толковали? – поинтересовался Петер.
– О всяком, – усмехнулся Рябцев. – В основном о бабах.
– А о чем еще говорить, как не о них? Я вон тоже вчера думал к одной заглянуть, так не успел. Хотя… – Петер потер кончик носа. – Наверно, так и так бы не попал. Денежки прогулял, нажрался. Не ходок я вчера был.
– Да успеешь, Петя, – заметил усач. – Чай, не последний день по белу свету ходишь.
– Ты прав. Ну, тогда за женщин! – Литовец поднял кружку.
Василий допил остатки и сказал:
– Возьму еще.
Дальше разговор пошел оживленнее. Поболтали о знакомых, родственниках, делах прошлых. Капитан старался говорить ни о чем. Но опасные темы благополучно миновали, и речь вновь зашла о женщинах.
– Вон, – кивнул Полулях, закуривая неизвестно какую по счету папиросу, – у Васиного дружка артистка в полюбовницах ходит.
– Из местных, что ли? – усмехнулся Петер.
– Вроде да, – ответил Рябцев. – Я ее толком-то и не знаю.
– А как зовут?
– А пес ее знает. Я же говорил, видел ее от силы раза два. А может, и один. В местном ДК вроде околачивается.
– А как выглядит?
– Ты что, всех местных артистов знаешь? – хмыкнул Василий.
Литовец кивнул.
– Было дело, общался с ними. На паре их пьянок побывал.
– Ну, эта вроде такая высокая, белобрысая, худая. С косичкой ходит.
– А, понял. Это Рута. Но она не артистка. Так, иногда участвует в самодеятельности, вроде даже поет. Она кассиром работает в местном культурном доме.
– В Доме культуры, – машинально поправил офицер.
– Ну да.
– Надо же, а я-то думал… Даже маленько позавидовал Кольке, мол, артистку себе отхватил.
– Ну, может, она когда-нибудь и станет артисткой. Ты про Витаса Варнаса слышал?
– Так, мельком, – осторожно и вместе с тем нарочито небрежно ответил капитан. – Вроде он тут по лесам шухерится.
– Так и есть. Этот Витас в юности с Рутой романчик крутил. Уговаривал ее поехать с ним в Каунас, мол, там и подняться можно, и в театре петь.
– И что?
– Да не склеилось у них. Витас уехал еще до войны, а Рута и думать про него забыла.
– Дай угадаю: а он не забыл.
– Не угадал, – засмеялся Петер. – Он-то тоже забыл. Но у Руты младший брат, Антанас, вместе с Витасом в лесах прячется. Иногда заглядывает по ночам к сестре на огонек.
– Что, она тоже с этими «братьями», или как они там себя называют?
– Нет, – литовец покачал головой. – Так, помогает ему иногда деньгами да жратвой. Или если от облавы надо спрятаться.
– Ну, это неудивительно, – заметил Андрей, молчавший до этого. – Все-таки брат родной. Своя кровь, на помойку не выбросишь и ко всем чертям не пошлешь.
– Верно, – согласился Петер. – Тем более что родители у Руты с Антанасом в Германию уехали.
– Во время войны, что ли?