— В темную полуночь, молвил Он, когда пойдешь по Днепру… и будет мне все желанное… а у меня только она желанная!..
И Светославич взял череп, идет чрез Гридницу на выходец теремной, ни на кого не обращает внимания.
— Мрачен Князь, как ночь, — шепчут друг другу княжеские люди, — верно, братская кровь облила сердце.
С вышки открылся весь Днепр Светославичу; он узнал знакомый крутой берег; он видит рощу Займища и зверинец, ищет в отдалении красного терема, да не видать его за Германс-Клов.
Только народ кишит на холме Дмитревском, вздымает Перуну обет кощунный 60.
Единогласное ура-аа-ра! раздается и вторится в отдалении.
Ночь ложится уже на землю; народ зажигает вокруг кумира смоляные бочки, увешивает стояло 61 венками и фонарями; весь город также освещен, люди ходят по улицам, ликуют, празднуют Канун.
Урядники ходят по домам, стучат в окны жезлами, повещают наутро требу богам старым, «шли бы люди на холм Дмитревский, красных мужеских жен рядили бы по обеде Русалить на дворе Княжеском, а красных дщерей хороводы водить».
Вещуны же между тем строят уряды в жертву Божичу людей и скота; а старцы и Бояре сидят на Думе, мечут жеребьи на отроков и девиц, кого зарезать на требу старому богу, они поговаривают и о Христианах, Иереях Еллинских, живущих в тереме, на Займище.
Не ведает Мария, что готовят Киевские люди чернецам, обитающим под ее кровлею по завещанию Ольги. Но она печальна, тоска нудит ее на слезы, плачет она за душу Владимира, «и Владимир поклоняется кумирам, и он готовит кровавые жертвы!».
И до Мокоша, сторожа заветных Княжеских лугов и лесов, дошли слухи о торжестве Киевском, и он сбирался посмотреть на людской пир; но, по привычке к единообразию, обошед во время дня Займище, он забыл про сборы, лег отдохнуть, уснул; проспал бы, если б от огней Киевских не загорелось полуночное небо.
Вскочил Мокош, кликнул пса, идет торопливо, клюкой подпирается.
«Эх, — думает, — запоздал! а людям Князь Володимир корм и сологу дает!»
Опустясь в лощинку, за Урманским садом, где разделялись дороги, идущие из Киева, он встретил двух чернецов с костылями в руках.
— Добрый человек! — сказал один из них, — Укажи, пожалуй, путь к красному терему Займища.
— Ох! чернецы вы Еллинские! — отвечал Мокош, положив обе руки на свой костыль. — Не здесь бы идти вам! идет тут тропа в мою изобку да в рощенье Княжеское; большим бы путем на Лыбедь идти, да влево.
— Проведи нас, добрый человек, к красному терему, заплатим мы тебе словом и делом.
— Эх, не час мне: в Киев поспешаю; ну, пойдем, пойдем, уж добро!.. А чай, там Князь Володимир корм и мед людям сыплет. Милостивый, говорят, про людей да и строгий, ох строгий! родному брату, Господину нашему Ярополку, снес голову!..
— Правду ли ты молвил, добрый человек? — сказал один из чернецов. — А я слышал, что Князя Владимира и в Киеве нет; уж не иной ли какой Князь в Киеве? не обмолвились ли люди? не Ярополк ли снес голову Владимиру?
— Видишь, не так люди молвят… — отвечал Мокош… — Ну, да сам не видал, не ведаю, правда ли, нет ли.
Выбравшись из густых кустарников, по которым вилась дорожка в поле, и поднявшись на холм, Мокош ухнул, остановился и подперся костылем.
— Ну, смотри, словно жаром горит вышка Чертова холма!.. а уж какие страсти!.. Дивились, дивились люди, порассказал я им про вражьего питомца! а веры нет! сонной морок, говорят… сонной морок! своими очами зрел! Ох ты, сила великая, небесная, чудо какое! голжажни соли не съел, а он, дивись, дитя малое, молодец молодцом взрос! стал ровно вот литой Князь Володимир!..
— Когда ж это было, дедушко?.. Да видал ли ты Князя Володимира?
— Видал ли!.. — отвечал Мокош, продолжая путь. — Сестра моя была мамкою у него; по ней и мне честь была, дали избу в Займище да Княжеские хлебы, стерег бы лес да луга…
— Узнаешь ты меня, добрый человек? — сказал чернец, заводивший речь с Мокошем, обратясь к свету, ударявшему на холм от Киева, и откинул с чела покров.
Мокош взглянул в лицо ему и остолбенел.
— Ох, да откуда, голубчик, ты взялся? — наконец произнес он.
— Узнал ли ты меня? — повторил чернец.
— Как не узнать… да это не дедушка ли твой… что учил тебя Еллинской премудрости?
— Да ТЫ почему ведаешь то?