Это был Ян с дворовыми людьми; на всех лицах было изумление.
— Бог свят, видел своими очами!.. — повторял Ян, входя в покои. — Сплю, а кто-то постукивает в дверь. «Отчини, Ян!» — говорит. «Кому с двора в заранье?» — думаю, да и иду с ключами… глядь. Князь Светослав в багрянице, с клюкою Княжескою, на коне! «Отчини, Ян!» — говорит. Не возмог ослушаться, отчинил… Бог свят, отчинил!
— Померещилось тебе, Ян! — произнесла Мария.
— Не померещилось, Государыня, и коня вороного в конюшне нет! — примолвил конюх. — А конюшня отворена!..
— На вороном же, на вороном! — прибавил Ян.
Ян поднял суматоху во всем Красном дворце. «Какой сон, не сон! — повторял он. — Очами зрел Князя Светослава!»
А над Киевом туча, как черная полость, завесила ясное ночное небо; вдали прокатился Перун-Трещица из края в край, засвистал вьюгою, захлестал молоньёй.
Шумит Днепр, ломит берега, хочет быть морем. Крутится вихрь около дупла-самогуда у Княжеских палат, на холме. Потухли Пиры, бегут Киевские люди по домам.
Над Княжеским теремом, на трубе, сел филин, застонал, обвел огненными очами по мраку, хлопнул крылом; а возле трубы сипят два голоса, сыплются речи их, стучат, как крупный град о тесовую кровлю.
Слышит их Княжеский глухонемой сторож и таит про себя, как могила:
— Чу, чу!
— Идет! чу, чу!..
Молния перерезала небо.
Скрыпнула калитка у задних ворот Княжеского терема, кто-то вышел, блеснули очи на бледном лике, блеснула светлая одежда.
Это Светославич, он идет по сходу к Днепру.
Потухла молния, исчез Светославич во мраке; прокатился грохот между берегами Днепровскими.
Вытулил филин очи, крикнул недобрым вещуном, а темные речи застукали, как град о тесовую кровлю.
— Чу, чу!.. Омут идет навстречу к нему, клокочет!., у-у! у-у! скоро нам будет раздолье!..
Молния перерезала небо.
Всадник примчался к калитке, озарился светом лик его, блеснуло золото на багрянице.
«Калитка отперта!» — произнес он, соскочив с коня. Оставил коня на произвол, входит во двор теремной, поднимается на крыльцо, освещенное фонарями; стоящая стража из Гридней и Щитников повсюду выправляется; все пропускают его без слов.
Проходит он наружные сени, боковым ходом чрез ряды покоев приближается к ложнице Княжеской, вступает в полуотворенные двери, и первый предмет, который бросается ему в глаза — женщина под черным покрывалом; она стоит над ложем Княжеским, осветила ложе ночником, откинула покрывало другой рукою, в руке блестит нож…
Но на ложе нет никого; с ужасом отступила она от ложа, вскрикнула, заметив перед собою человека; ночник и кинжал выпали из рук ее, без памяти грохнулась она на землю.
— Рокгильда! — раздался голос в темноте.
Молния опалила небо и землю, удар грома разразился над Днепром, близ самого терема; затрясся терем до основания.
Филин припал к кровле, стиснул огненные очи…
— Сгинул, сгинул!.. — раздалось в ушах глухонемого сторожа.
Прошло время темное над Русью, настало время золотое…
И стекся народ Русский несметным числом; и Эпискуп Греческий разделил народ на многие полки и дал каждому полку имя крещеное, и погнали первый полк в воду в Днепр, и читал Эпискуп молитву, возглашая: «Крещаются рабы божии Иваны!» Потом пошел другой полк в Днепр, реку святую, и возгласил Эпискуп: «Крещаются рабы божии Васильи!» — и так крестил все полки и не велел никому нарицаться поганым именем некрещеным.
Светит Владимир Красное Солнышко над крещеною Русью; пирует Владимир, беседует с вуем Добрынею, с вящшими мужами и богатырями своими, ставит народу браные столы, дает корм солодкий и питье медвяное; обсыпает Владимир ломти хлеба вместо соли золотом, подает милостыню людям убогим…
Веселы люди, довольны; искрются у всех радостные взоры, ходят вокруг столов шуты, сопцы, скоморохи и потешники; на улицах позоры, дивовища и игрища; кипит Киев богатством и славою.
«Подай ему, боже, — возглашают люди, — подай нашему Солнцу Князю Владимиру благословение! самому ему и подружию его, чадам и подружиям чад его!.. Подай ему, боже, глубокий мир!.. Красен наш Князь взором, кроток, незлобив нравом, уветлив со всеми, суженого не пересуживает, ряженого не переряживает!»
Поэтическая часть книги составлена
кандидатом филологических наук
Иваном Алексеевичем Панкеевым
«Зачарованный викинг, я шел по земле…»
Поэзия — давно уже не только стихи. Разве мы не говорим — поэзия моря, поэзия любви, поэзия чувств?