Мрачны своды в темном подземельи.
По изломам их идет далёко
С очага колеблющийся отблеск.
Вещий старец и великий Конунг
У огня сидят в глубокой думе.
Тень от них едва дрожит на сводах.
Сын погиб у Конунга — последний
Из троих, и с ним погас могучий
Гальфов род, исшедший от Одина.
Девять дней среди пустых чертогов
Взаперти сидел великий Конунг.
Наконец коня спросил и молча
В горы к старцу вещему поехал;
Издали за ним следили слуги.
Пышет пламя всё светлей и выше,
Но сидит, потупив очи, Конунг:
И теперь, и дома, и как ехал,
У него повсюду, неотступно,
Атли труп безмолвный пред очами.
Вдруг возник — как бы сходящий с неба —
Луч пред ним и тихо проплывает,
А в луче ряд Конунгов брадатых.
Наверху, далёко — некто светлый.
Ниже — лица Конунгу знакомы:
Прадед, дед, отец; последний — сам он,
А за ним уж луч как бы обрезан.
Сдвинулись его густые брови…
Но виденье проплыло и скрылось;
Понемногу снова пред глазами
Атли труп безмолвный выступает…
Вот из тьмы опять выходит словно
Поле битвы. Ветер гонит тучи.
Между туч просвечивает месяц.
Девы битв, Валкирии, возводят
Падших в небо: Конунгов меж ними
Средний сын. Видение сокрылось…
Тьма опять кругом; перед очами
Снова труп безмолвный выступает—
Но не Робберт, а всё тот же Атли.
Вот из тьмы плывет блестящий город.
Корабли причаливают с моря.
Приступ. Люди на стенах, сам Конунг,
Вдруг в глазах его валится мертвый
Старший сын…И всё опять умчалось.
Снова тьма кругом; перед очами
Труп опять безмолвный выступает —
Но не Вилли, а всё тот же Атли.
Бурный мыс — скалистый дикий берег.
Сонм проклятых душ — убийц и татей,
Бедняков озлобленные души —
Вылетают вдруг из-за ущелий,
Корабли разбрасывают, топят;
Вот сам Конунг — держится за мачту…
Вдруг волна. Корабль захлестнут. Конунг
Борется средь пенящейся бездны, —
А вверху, над ним простерший руки,
Необъятный, во всё небо, образ,
Но лица, как на тени, не видно…
Проплыло видение и скрылось,
Выступает снова тело Атли —
Но над ним остановился, образ
Необъятный, без лица и темный,
И схватить руками тело хочет…
В этот миг заговорил вдруг вещий:
«Боги — в небе, в мире — человеки,
В темном аде — яростная Гелла;
Надо всем — Судьба, лица которой
Не видал никто во всей вселенной.
Как слепцы, мы бродим в этом мире;
Жребий всем дается при рожденьи,
И его не только люди — боги
Изменить не властны».
Головою
Покачал, не отвечая, Конунг.
Уж огонь на очаге слабеет,
И горой лежит горячий уголь,
Словно дышит золото живое.
И еще длиннее и темнее
От сидящих протянулись тени.
«Сын был у Одина Бальдур, — снова
Молвил вещий старец. — Тщетно боги,
Тщетно вся вселенная стенала:
Жертву смерть не отдала; и боги
Сами ждут судьбы своей покорно».
Поднял Конунг против воли очи.
«Я тебе о Бальдуре, о Конунг,
Расскажу». И — словно мирозданья
Глубина пред ним открылась — вещий
Устремил в пространство взор и начал:
2
«Мрак был в мире. Вдруг орлы вскричали,
С гор небесных пролилися воды,
Грянул гром, и свет в пространство брызнул:
Народился Бальдур златокудрый!
Народился и помчался в небе,
Сыпля стрелы в недругов бегущих,
Юный, светлый, в панцире и шлеме,
В колеснице с белыми конями.
Клик и пенье в воздухе раздались,
Восклицали все народы: слава!
Восклицали боги в небе: слава!
Слава свету родшемуся, слава!
Слава родшим — Фригге и Одину!