Прелестная картинка — мы, с ворохами свежих кружев, под осенними деревьями, слегка закинутые, но чуть-чуть, чтоб только листья кружились веселее, и наши хиппарские (но купающиеся во всем необходимом) дети кружатся вокруг. У твоего такие же губы «чупочка, чапочка», внимательные бровки, маленькие ручки, моя девочка — черноглазая, и ресницы смялись, и глазки умные… Где-то я видела такие глазки.
— Нет. И ты — не думай! У тебя же порушится весь лайф-стайл! Ты с ума сошла! Мечтать — мечтай, но… ты же не всерьез?
— А ты?.. Подуумай!
Я подумаю. Почему бы не подумать? Посмотри на Макса в магазине, как он каменеет, когда дорогу ему подрезает какой-нибудь беспечный карапуз! Для Макса дети — летающие головешки, ракеты, издающие непрерывный вой.
— Ну, это он просто пугает! А вот увидит своего!..
— Хорошо, — не спорю. — Конечно-конечно! Когда-нибудь!.. Только пока ничего не делай!
Как будто я могу среди ночи, хлопнув дверью, побежать в ночной магазин — и принести, запыхавшись, сопливый кулечек с Максовыми сонными и умными глазками! И с Макса в одно мгновенье счистится скорлупа, он выйдет новенький, с этим мягким, бабьим, лучистым взглядом, как Пол!
…Уж если б я принесла кулечек среди ночи — чьи б у него были глазки? Угадай, чьи?
25. ПИРОГИ НА СОДЕ
Сегодня готовит строгая Джейн, Сашечкина Джейн. Карие глазки и упрямый носик. Она ходит, как ежик, пофыркивает — то того не найти, то сего — но справляется на славу. Скоро пирог будет готов! Между кухней и гостиной ходят туда-сюда, в ожидании — Вася, Петя, Сашечка. Ну и и тетю Олю пригласили — да что там, она сама, как кошка, напросилась.
Сашечку прорывает: он, как Огневушка-Поскакушка, охватывает все искрами, опоясывает огнем. Его девочка готовит! На него любо посмотреть. Он цап кусочек у нее из-под руки… А она на него полотенцем — да поди ты! Не готово! А он под руку ей: Не готово? Правда, что ли? — и в глазки ей насмешливо заглядывает.
Но она строга. У нее, опытной 22-летней девочки, он уже третий! Третий! Ему смешно. Сотни женщин всех мастей научили его и как воровать пироги из-под руки.
Придвигаю пирог, вздыхаю: ох, надо есть, Джейн готовила. Сашечкина Джейн. Просто серая мышка. И еще с претензиями! Но — его выбор!.. Ну и какие у них тут пироги-то? Все на соде, нет чтоб наш — пухлый, дрожжевой, с корочкой!
Сашечка за всех целует хозяюшку… и в правую щеку… и в левую. И вот уже у хозяюшки и щеки разгорелись, глазки затуманились! От вина или от Сашечкиных поцелуев? Сашечка ее приобнимает, вертит, крутит ее, притопывает — эх, эх, жги, жги! Задирает рубашку и скачет козлом — раскачался, ах, зачем!
Эх, загорелось, зажглось, она пьяна и весела, — серой уточкой плывет налево, белой лебедушкой направо!
Плывет по этому полу, отполированному моей спиной, — мимо дивана, на котором смотрели смешную старомодную порнуху с невероятными усами и густыми лобками, — мимо зеркала, в которое, изогнувшись, мы смотрелись, вздрагивая спиной, и мокрые волосы падают на глаза, — мимо стола, на котором обычно — не пироги, а простая честная бутылка виски и пара яблок.
Плывет лебедушкой, красным закрашивает все наши вторники да пятницы. Разгорелась. Пироги поспели.
Приятно, ах, приятно наблюдать мастера за работой!
26. ГЛЕЙД
Рыча и огрызаясь и мечась по хозяйству — складываю чемодан. Сложить чемодан для себя — но главное — сдать фронт работ.
— Ты еще ничего не собрала! — заходит грозно в мою комнату.
— Ни фига себе фига! Я с утра для себя шуршу! Ну ладно, начну тогда собирать! Прямо сейчас!
Вот это платье. И это. И это. И джинсы. И кеды… Нет, все не так.
И вот знаю же, что на фестивале буду укрываться листиками и спать на земельке — и любая маечка в ход пойдет! Но — в который раз складываю и перекладываю. Не подходи — мысль собьешь.
— А носки где? Ты посуду мыла? Где ложечки? Шампунь опять к себе утащила?
— Нет! Это немыслимо! Ты же сам сказал — собираться! А теперь сам мешаешь! — Бросаю все, что держала в руках, в чемодан. — Сил моих нет! Ты хочешь, чтобы я собралась, или нет?
— Не ори на меня!
— Но я собираюсь!
— Ну и собирайся, ради бога!
— Как же собирайся, когда все брось и ищи тебе ложки!
— Ты скандала хочешь? Фиг ты поедешь!
— Фиг я не поеду!
— Ну конечно, что ты мне сделаешь!
Перед глазами плывет красный туман, с наслаждением представляю, что именно можно сделать: компьютер — в окно, окна — разбить, бутылки вина — об стену…. Оооо! Как много можно сделать! Какое сладкое чувство непоправимости можно — выпустить в мир!