Выбрать главу

Он видимо подчиняется, прыгает на одной ноге, натягивает свои кожаные штаны — какая пошлость, я уже не говорю про гигиену!.. Я вздыхаю — вот, сейчас наконец уйдет. Радости не будет, но хоть покой. Какая радость! Все остыло, волна — ушла. Хоть поспать перед тем, как все опять навалится.

— Заткнись! — вдруг орет он на меня, дергает за ногу, валит на кровать…

И корчит такую уморительную рожу, «а вот я тебя съем!», что я не могу не ржать.

Как будто поезд пронесся — и выбросил меня со свистом в другой совершенно мир, где все мирное, и я не злая.

И я добрая, как свежевыпеченный хлеб.

Я сердилась прежде? Это когда? Не упомню! Ну, это так было, пустячки!

Я высовываю мордочку из-под одеяла — давай оденемся и гулять? Вместе, конечно вместе! И мы идем гулять, крутя головами на диковины, как дети. Права Настенька, он — то, что мне надо. И даже кожаные штаны — смешные.

И Черный Алекс опять — адекватный, тихий, послушный, слегка безумный, сокровище, других таких нет, и я молодец, что отрыла такое.

Так меня и надо: за ногу — и нишкни!

29. ДЖЕЙН ИСЧЕЗАЕТ

Сашечка исчезает на месяцы. Скользнул по небу — и нет. У меня начинает болеть спина, я жалуюсь, сплю, начинаю забывать вынуть линзы. Просто усталая женщина за тридцать.

Дни идут один за другим, как серые ослики.

И вдруг он возникает на минуту, распарывает спокойную ночь звонком.

Я выскальзываю из квартиры, даже не позаботившись слепить откорячку — просто ушла.

Нет меня.

Если Макс заглянет в мою комнату, где я, предположительно, вижу десятый сон… ну что ж, позвонит. Тогда и решу, как выкручиваться.

Я в другой вселенной.

Наша лестница — черный корабль, идущий под воду.

Оказывается, пока я скучала и кисла — на Земле все стало резче и грубее. Алфавит усох до названий авиакомпаний и адресов дилеров. Количество любви в руки населения резко уменьшилось, и даже моя кроха ценна.

Он сидит на подоконнике, как стриж. Он совсем почернел, стал птицей с человеческим членом, я едва разбираю его свист:

— Я столько пил! Столько! Я думал — сойду с ума! Ухожу в комнату с бутылкой водки — а Колян так: «ну — спокойной ночи!». Предатели!

Но как его можно послать? Джейн — сильная женщина.

Как его можно посметь огорчить? Гадина. Найти и нашлепать мерзавку.

— Давай! Иначе мы его потеряем! — расстегивает ремень.

Пока он стучит и делит, и белые следы от самолета вырастают на подоконнике — я поддерживаю огонь.

— Давай, давай!

Мы его не потеряли. Может, он теперь не стоит миллион, просто мясной цилиндрик с нервными окончаниями, но — не могу его бросить.

Если брошу — мое время станет совсем немыслимым, расползется дырами, как изъеденное молью. Я — не Джейн. Я не могу выбирать.

А он сидит на подоконнике, скорчившись, и злобно смотрит за окно. Там все серо, а здесь все использовано.

Все равно.

Он опять исчезает.

30. БЛИЗОСТЬ

— Понимаешь…. — голос переключается на «интим».

Комната меняется, свет стал мягче, мы склонились друг к другу, как дети, — шепчемся. Мы голые и упоротые и пьяны. И сейчас что-то скажем… новое, что раньше не говорили.

Секс — что секс! Главное, начать, а тело подскажет. Нет, сейчас — время интимности. Не секса. Время идти глубже, трогать запретное. Очень хочется что-то такое найти… голенькое, новенькое, за что еще не дергали.

Он ходит по комнате. То так повернется, то так пройдет. Нет. Нужно что-то еще. Ночь провисает, становится липкой. Ему надоело вальяжно ходить перед зеркалами, отражаться — где? — да все там же, все в моих глазах. И сколько ни пытались — не удалось сказать, ухватить что-то новое. Он потирает руки: что бы еще? Порвать, замутить, жахнуть?

— Взбодримся? — на стеклянном столике появляются — новые линеечки для прописей.

— Понимаешь… У тебя ведь нет, — говорит он с изумлением… — У тебя… как это… — You don’t have an evil bone in your body.

То есть: ты — добрая до самых печенок, ты сама доброта и ничего, кроме доброты. Он меня испытал и пришел к выводу: не предаст. Намеренно не предаст. Да-да-да. Со мной безопасно.

Перевод: ему не интересно. Ему хочется — приключение, риск. А я — просто добрая.

— Я, знаешь, все могу изменить… — говорит он, выпрямляясь, потягивая носом. — Вообще мог бы все бросить и пойти в эскорты.

Конечно можешь! Измениться в одночасье, пойти в эскорты, стать барабанщиком, джазменом, «вообще все бросить!!!». Можешь. Все равно это будешь ты. Ты — это не то, что ты производишь: музыка, секс. Ты — это ты. Источник. Киваю: да-да. Ты так активно существуешь. Я так активно — желаю. Весь этот роман — это побег от сна.