— Ох, плохо тебе будет! Ты же — не привыкла болеть.
Он — привык. Он — профессионал маленьких недомоганий: то в боку колет, то из носу течет, то живот болит… На тумбочке — стакан воды, платки, микстура. Аккуратная тумбочка больного. А я?..
Да. Я — не привыкла болеть. Простуда для меня — катастрофа, насморк — свидетельство провала, бульканье в животе — серьезное обвинение.
Лучшее лечение от всего — часика два в спортзале.
Просыпаюсь в девять. Звякает какая-то кувалда за окном. В его комнате — тишина. Сонная тишина. Как он там, во сне, — выздоравливает или просто преет в коконе халата?
…Прислушиваюсь к тишине, наскоро записываю сон.
Кто здоров, кто болен?
Я — больна.
48. АССОЛЬ (ЧЕРНЫЙ АЛЕКС)
Я пришел домой… Желтые потоки воды текли из-под двери. Моя принцесса сидела в ванной, скорчившись в форме буквы Ф.
— I’m scared… Scared of dying… Я боюсь, что я умру, пока тебя нет… Я боюсь.
Я сдернул джинсы, они вывернулись, черные трусы глянули своей не очень чистой изнанкой… Мои нежные, нежные и нужные ей вещи, вещички, лежали там, свернутые в комочек, весь долгий день, пока она сидела в ванной, а бедняга Алекс работал на заводе и ходил в желтый офис мистера Д, и скалил зубы, — скалил зубы и корчил клоуна, чтоб они думали: этот прикольный Алекс — не будем его увольнять, он веселый парень!
И все для того, чтобы у нас была эта клетчатая квартирка, похожая на ящичек со швейными принадлежностями… Но в этой квартирке целый день она сидит и думает обо мне, и ей кажется, что она умирает.
Глупый Алекс, в первый месяц я ей сказал: хочешь, я куплю тебе швейную машинку — шей, не скучай все время по мне. Но она обхватила меня своими маленькими ручками, испугалась — и на следующий день не смогла успокоиться: пришлось мне пропустить день. Не знаю, приносить ее на работу в корзинке, что ли? Оставлять в шкафчике, прятать за большой трубой? Выдумывать поручения и забегать к ней каждые пять минут на секундочку… Но рядом с ней я стану сумасшедшим, я выну ее из корзинки и зацелую при всех!
Я сажусь напротив нее в ванну, пятки к пяткам, говорю:
— Все-все-все. Теперь я с тобой. Извини, что я тебя оставил. Теперь я с тобой… Бейби, нам здесь будет определенно мало места! Видишь — не все влезает в ванную. Видишь? Торчит! — Я корчу клоуна.
Она всхлипывает и скребет по ванной пяткой. Старинная ванна издает звук, как будто где-то в болоте умирает чудовище. А может, — так воют старые трубы. Она перестала быть как буква Ф и стала как буква М. Ее черные глазки выглядывают из-за мокрых, спутанных волос.
Я глажу ее маленькие ручки — большими пальцами по ладошке.
— Ну, ну, ну… ну?
Она выгибается — становится как буква А.
До нее я тоже как-то жил, и даже был весел — а теперь без нее мне невыносимо грустно, а с ней — так, как надо. И ей без меня тоже никак. Вот так и получилось, что до встречи мы были целыми и иногда счастливыми, а сейчас друг без друга мы — безумны. И полдня для нас — черный ад, а ночи никогда не хватает.
Я беру ее на руки, с пяток ее капает вода, капает между моими большими следами. Я как будто несу ведро с водопоя: черные следы и многоточия капель. Я кладу ее на диван и на секунду думаю: укутать ее, мою маленькую, оставить спать — или разодрать ее на части — и начинаю ее помаленьку целовать и распеленывать, целовать и раскрывать. Она вздыхает и раскидывается на диване, как под солнцем, — и я падаю на нее и покрываю ее всю.
Белое мое зернышко в моей черной мякоти! Я расту из тебя, я расту из тебя вверх — и вновь пускаю корни глубоко вниз… Я пускаю корни глубоко, и мои корни — живые, а мои ветви пробираются к небу, — живые, чуткие.
Почему нас разлучают? Ведь не я придумал слово «счастье» — оно придумано до меня. Значит — они знают, знают, что такое бывает, они знают, что жизнь коротка, что моя бейби умирает без меня, и сидит в холодной воде, и смотрит, как ржавые трубы трясутся от хохота… Вы все это знаете, богатые, сильные люди в телевизоре! Вы знаете про счастье — если вы забыли — я покажу вам, я приведу вас за руку и покажу вам: вот глаза моей девочки, когда она смотрит на меня. Вот глаза моей девочки после того, как море-Алекс покачал ее на руках, словно лодочку.
Почему же вы не сделаете, чтоб счастья на земле было больше?
…Я знал многих женщин. Я знал эту странную русскую. Но она ничего не знала про любовь. Не так, как у нас с бейби. Мы вместе — неостановимы. Бессмертны. Да, — бессмертны!
…В четыре часа ночи стена справа превращается в барабан… Мы с бейби плаваем по морю. Нас много раз штормило и трясло, наш корабль уже давно стал призраком, но раз за разом выныривает из тумана — а кому-то не нравятся наши стоны.