Куда теперь? В Москву, конечно. Там все технологии и лучшие умы, там уже даже небоскребы осилили, эти откровенные ремейки Вавилонской башни. Болезни, что породил древний Вавилон, искушения и соблазны пришли к нам домой. И не будет того Кира-освободителя, вырываться из плена нам придется самим. Отправили образец в Москву, снабдив сопроводительными бумагами, с какими только можно важными оголовками. Опять долго ждал. Ответ пришел.
Вот сидим и вникаем: «Ваша лаборатория выдала ошибку в составе и природе цинка в изделии. Это, безусловно, литьевая латунь, но она с металлическим цинком была впервые произведена и получена в Англии, впервые – в 1781 году. Ваше изделие несоизмеримо старше, ибо вместо цинка использован галмей, то есть цинковая руда, которая использовалась для получения литьевой латуни в Риме (датировать изделие – не наша компетенция). Во времена Августа в Риме латунь называлась «аурехалк», из нее чеканились сестерции и дупондии. Аурехалк получил название от цвета сплава, похожего на цвет золота. По Вашему запросу о возможностях соединения сварочным швом современной нержавеющей стали (любой марки) с Вашим сплавом ответить некомпетентны». Такая вот бумага. Она подтвердила главное – древнюю природу Креста и его уникальное рождение. Да еще, они рекомендовали сделать спектральный анализ. Но мне представлялось, что это мало чем поможет в решении задач его установки и крепления на семнадцатиметровой высоте.
Куда идти? Опять пошли к людям и попали, как в последнее время происходит, к людям хорошим. А пока случилось первое чудо, произведенное руками человека. Чудо из мозолистых рук без брезентовых рукавиц из первых пятилеток и китайских современных перчаток. Мне оно явилось в ярком свете солнца в голубом небе майского дня. Человек открыл багажник автомобиля, и оттуда полилась божья благодать. Крест ослепительно отражал солнце и наши лица. Я был поражен. Я трогал его руками, пытался приложиться прямо в багажнике и вместо молитвы повторял одно и то же: «Все не зря, все не зря». Денег люди не взяли, спасибо им. Не заметил, что плачу.
А Гога с Магогой в мусорных отвалах бывшего Дома пионеров нашли голову, с отбитым носом, но в кепке. Она почему-то покоилась в ржавом дырявом ведре. Братья подтащили ее к груди в пиджаке. Состыковали – получилось не очень. Еще была рука с трубой-горном, она точно не стыковалась, но они ее все равно приложили. Получалась фигура.
***
Люди хорошие ютились в небольшой мастерской со стенами, завешанными железками и кабелями. Мы с товарищем протиснулись в узкую дверцу, неся Крест с накинутым на него одеяльцем. Товарищ уже бывал здесь с предварительным разговором. Положили Крест на небольшой столик, распеленали, собралось четверо совсем молодых мастеров. Долго слушали, надо было рассказать все. Потом смотрели, щупали, подкидывали стальной флянец, тыкали пальцем в его отверстие. Потом читали результаты хим.анализов, прослушали приговор орденоносных сварщиков. Они понимали, что надо сварить то, что не сваривается. Мало того, надо еще соблюсти полную соосность. Они не были орденоносцами, они были молодыми, не трусами и с полным пониманием, за что берутся. Где-то через час общения, старший из них попросил оставить Крест и пять дней не звонить и не приезжать.
Мы ушли. Мне опять стало страшно. Самое время сделать спектральный анализ. Заказали в лучшей лаборатории, опять с государственным участием – хранителем технологий и их секретов. Там поставили три задачи и вот как их выполнили. Первая – марка, тип и вид сплава. Не определили. Вторая – дать общую характеристику сплава, а также его свойства и возможности определения. Не определили. Третье – наличие компонентов, входящих в состав сплава и определение их свойств с помощью количественного и качественного анализа. Вот тут и дала жару аккредитованная лаборатория. Писать не стали, видимо, страхуясь выпускать от себя в мир такую бумагу. Пришлось слушать. Из научных терминов, которыми, видимо, специально грузили, понять мало что можно. Но вердикт был конфетка. Что это вообще не сплав и даже не металл.
Кандидат наук в халате и очках с выпуклыми стеклами явно смущался от собственных заключений. На его вопрос, а что это вообще такое, я не ответил. Он опять: «Вы его хоть трогали? Не бывает металлов теплых». Говоря это, он явно надеялся, что то, что говорит, нигде не прозвучит рядом с его фамилией и должностью. Он взял с меня слово, и я подтвердил, что нигде его фамилия не будет упомянута в связи с этими анализами. Кандидат начал пыхтеть, потом достал платок и начал сморкаться. Сходил глянул за дверь и наконец вывалил: «Там полно органики, и она светится в определенном спектре – в том, в котором светится живая клетка». После этого он начал выпихивать меня из кабинетА, громко бубня: «Все, идите, идите и больше сюда не приходите! И забудьте прямо!» Он вытолкал меня, а потом в щель стал подглядывать, ушел ли я.