На новом месте он очень был заметен, всегда наглаженный, с папочкой и в начищенных штиблетах, среди не очень свежих коридоров и рабочих в спецовках. Он был на своем, приятном месте, в кресле на фоне красного флага и белого бюста. Работы было много, а если и немного, то Петя сам ее придумывал. Мало ли в молодежном коллективе аморального и чуждого. Такое наметанный глаз всегда узреет. Петя любил собрания и заседания, на них он был первым лицом и никому не давал забывать об этом.
1970 год. Сегодня пригласили на партком. Секретарь – молодой коммунист, сказал просто:
– Петр Николаевич, есть мнение поручить вам ответственный участок общественной работы. Наш большой производственный коллектив доверяет вам быть нашим представителем в Народном суде. Не сомневаюсь, что собрание коллектива согласится с нашим мнением.
Петя поблагодарил за доверие и стал дважды в неделю участвовать в роли народного заседателя в судебной тройке. Петю хвалили за правильность и твердость, что есть главное достоинство народного заседателя. Все это ему блестяще удавалось, но и не без проблем. Разбирали как-то дело по краже карманной, ясность была полной. «Вор должен сидеть в тюрьме», но вор оказался соседский по Петиному детству, и, обнаглев, попросил последнее слово. Поднявшись, спросил судью: «Гражданин судья, а как этот, что от вас справа, в судьях оказался? Его еще в детстве кроме как сексотом не звали». Судья-женщина, второй заседатель – женщина в пиджаке с депутатским значком – объявили перерыв. Обе женщины очень эмоционально уговаривали Петю не обращать внимания на слова отбросов общества: «Плюнь на него!» Но плюнул он в сторону Пети, когда его выводили после объявления приговора. Судья это приняла, как плевок в сторону суда, пересмотрела приговор и прибавила к сроку еще пять лет.
Написав в местком об улучшении жилищных условий, Петя надеялся и опять не ошибся. После длинной речи директор предприятия вручил ключ от квартиры. Жизнь обретала семейные черты – двадцать семь лет уже. Какая бы тетка ни была плохая, но все же готовила и стирала. Сейчас все наслаждения были в комплексном обеде в столовке, да в чае с печеньем вечером. Надо бы хозяйку. Эта тема для Пети была совсем путанная и непонятная. Известно ему лишь из протоколов комсомольских разборок о нравственности, да из судебных решений о семейных страхах. Но сталь закаляется в лишениях, а девушки потом. Да и где они, те девушки в красных косынках с горящими глазами? Он очень боялся влюбиться, было две попытки и обе неудачные. У тех обеих репутация была не очень. Но Петя думал, что время придет, не зная, что время только уходит. Зато, узнав, что его имя означает «камень», возбудился и укрепился.
***
Учеба все затягивала глубже и глубже. Почему-то умная профессура вся пьющая: Восток, Рим, Средние века, философия и логика. Зато Новая и особо Новейшая история вся, как на подбор, – с горящим взглядом праведников. Шедеврален читающий историю партии. Умен доцент первобытного общества и археологии. Умен и заразителен. Видимо, давно в конфликте с правилами кафедральными и не только. Ученый в полном понимании. Достойный и гордый за то, что делает. Потому и без будущего, что для него свежие газеты – не руководство в воззрениях на научные проблемы.
У великих рек образовывались государства, потом одни съедали ближних, а затем и дальних, становясь империями, и флаги их были со львами, драконами, орлами и звездами. Лозунги же всегда были одинаковые и все во благо порабощенных. Чем страшнее было рабство, тем благороднее пытались выглядеть рабовладельцы-джентльмены. Царедворцы раздавали и награждали своих приближенных землями вместе с людьми в вечное и безраздельное пользование. Ухитрялись одновременно кривляться перед образами и удовлетворять свои страсти в Римском пантеоне. Охраняли свое сословие всеми доступными средствами. Екатерина II шесть раз переписывала свое повеление по делу Дарьи Салтыковой, в девичестве Ивановой, пытавшей и убившей более двухсот своих крепостных. А предавших свое сословие казнили без долгого разбирательства намыленной петлей. В том они были большие придумщики. На каторге применялись дополнительные воздействия к злодеям-дворянам. Так, сначала триста палок, потом клеймение железом, а потом уже повешение.
Это был век просвещенный, когда на русском говорила только чернь, романы были только французские, и дуэли, как романы, – о доблести и чести. Империя была покрыта гниющей чешуей рабства и попами-христопродавцами. Троекуровы – это мягонько и примиренчески. Уж очень велик поэт, чтобы совсем страшное хулить. А когда придет огненный ангел, тем, кто выжил и находился в Стамбуле и Париже, захотелось по-русски глаголить и стреляться среди березок средней полосы. Черни уподобились, заговорили по-русски. Только чернь говорила по-русски, а читать не могла, и сейчас лаптями топтала души их благородия. Разве мог победить рабовладельческий Юг? А белые рабовладельческие полки разбить красных? Огненный Ангел был красным, а красным вразумляют. Мне было не жаль никого, кто триста лет ничего не делал для собственного народа, которому когда-то был призван служить, а вместо того топтал и презирал, а потом и боялся. Понятие Чистого четверга как служения растворилось в англиканских мифах.