Подкатил «Сурф» с главой местной власти – человеком, сильно нуждающимся в опохмелке. Он долго смотрел в бинокль, но, как мне показалось, совсем в другую точку, потом хмыкал и жаловался, что только у него, несчастного, так плохо может год начаться. А потом оживился, как бы найдя выход. Придумал, что это моя земля, частная, а значит, я и должен нести за все случившееся ответственность. Хороший малый, продуманный. Но когда подъехал «УАЗ» с начальником местной полиции и четырьмя парубками с автоматами (какой-то местный ОМОН), глава, вроде, и повеселел. Подполковник достал из внутреннего кармана согретую бутылку водки и завернутое в тряпку сало, и на подножке «УАЗа» они разлили. Главный полицейский был уверен, что его бойцы пойдут и кого надо и куда надо шуганут. Но бойцы, поглядев в бинокль, не очень-то рвались в бой, им тоже хотелось у подножки постоять, но их не приглашали. Было холодно, но шабаш явно собирался. Местный глава постоянно повторял, что пусть куда угодно шуганут, но только с его территории. Егеря сказали, что днем никуда не пойдут, а если пойдут, то бед наделают. Можно их усыпить и вывезти, а можно и оказать помощь раненому зверю. В ответ местный глава их нехорошо обозвал и сказал: «Да вы хоть сексом с ними займитесь, только не на моей территории». Шабаш начинал приплясывать. Егеря дозвонились в реабилитационный центр тигров, он был отсюда в восьмидесяти километрах, и там были готовы принять зверей.
И вот подъехало руководство, которое должно было принять решение. Из очень хорошего джипа вылезли две одинаковых фигуры, на них были бушлаты, похоже, от московского кутюрье и фуражки с генеральскими гарделями. Тот, у которого был черный мешок в руке, предложил пройти в дом и все неспешно обсудить. Но я ответил, что идет стройка, дом нетоплен и в нем еще холоднее, чем на улице. Второй из руководства все-таки глянул в бинокль и где-то увидел на мамке ошейник. Местный глава скис окончательно.
Амурский тигр – самый тигр в мире, единственный тигр, освоивший жизнь в снегах. Это национальной достояние России. Федералы с кокардами откинули заднюю крышку багажника – получился стол, из черного мешка вытащили коньяк, настоящие граненые стаканы и пачку разноцветного мармелада «лимонные дольки». Налили себе по полстакана и, закинув в воротники затылки, стриженые под полубокс, выпили. Местному главе не налили, ему и так хватит. Тот со мной говорил об ответственности землевладельца, громко орал и, тыча пальцем вниз, задал вопрос, знаю ли я, кто у этих «крыша». Слово «крыша» было словом знакомым, и я ответил тут же, спросив, уж не главу ли государства он «крышей» называет. Он как-то на глазах сразу протрезвел и заблажил, что это я так сказал, а не он. При этом дяденька хватал всех подряд в поисках подтверждения, что это не он. Страшно было от самого себя. Потому и не налили ему, налили полицейскому и тут же заинструктировали по пунктам:
Перекрыть въезд в село.
Закрыть все выходы на лыжни и детские горки.
Немедленно начать оповещение населения.
Тот не знал, начальники они ему или нет, но козырнул и, закинув главу в машину вместе с бойцами, отвалил. Егеря получили инструкцию не фантазировать, то есть без лишних инициатив, но быть начеку. Важные персоны уехали, оставив после себе в морозном воздухе запах коньяка и еще, похоже, советского одеколона.
Шабаш пока не состоялся, а дом-то был натопленный и теплый. Я повел туда егерей, а то они уже подплясывали и сопливили. Тогда уже нормально налили и водки, и горячего борща. И ребята рассказали, что с первыми снегами, когда появляется много следов, тигры начинают отслеживать друг друга и прогонять сородичей со своих охотничьих территорий. Нехватка в зиму мяса грозит смертью. Похоже, эта пара пошла искать лучшей жизни и налетела на сучью пулю. И если кабан или медведь может всю жизнь носить в себе пули и жиганы, то кошка с одной лишь раной в животе обязательно погибнет. Но если человек ее прооперирует, то шансов на выживание будет много. Они были явно сочувствующими, но получили приказ не фантазировать. А я им рассказал, что в городе в честь прославления и защиты амурского тигра в сентябре по улицам прошла колонна в 18 тысяч человек. Люди по старым комсомольским привычкам в демонстрациях высказывались в любви, верности и преданности.