***
23 апреля 1923 года состоялся Второй Поместный собор, больше похожий на коммунистический митинг. Пришло обновленчество – грех, предательство Христа. На следующий день, 24 апреля, Сергей был отстранен от служения и удален из Храма. Но, запретив служение, его не извергли из сана. Епископ Илларион наказал ему ждать отмытой от скверны церкви и сохранить себя для истинного служения, а Лахтинский приход со дня на день будет отнесен к числу обновленческих. Сам же епископ Илларион, богослов, проповедник и духовный писатель, на следующий год будет на Соловках.
В ту зиму Сергей сам себя расстриг, сбрил бороду, расчесался как народоволец, надел светский костюм и с первым теплом двинулся по миру, пока уже поздней весной 1924 года не добрался до Русского Севера. Был теплый летний полдень, когда он в сопровождении местного рыжего подростка-провожатого шел против течения по крутому берегу Емцы. Видно было далеко, и там, у самой воды, поверх перевернутой лодки виднелась фигура с длинным ивовым удилищем, а рядом еще и собака. Это был Гедеон, он в этот май, в теплые часы приноровился ловить ельцов. Рядом бегал лохматый, не вычесанный от зимней шерсти, Перчушка, который не гнушался этих маленьких рыбок, пусть и сырых, но очень жирных. Рыжий провожатый махнул рукой на дом Мелании и скачками кинулся назад, а Сергей пошел дальше, медленно сближаясь с фигурой с удочкой в руке. На подходящего Сергея рыбак никак не среагировал, да и собака не очень насторожилась. Мужчина, сидевший на скелете умершей лодки, даже в профиль был явно не из этих мест. Это было видно не только из-за остатков когда-то фирменного сюртука, а, прежде всего, из-за точно не местной осанки и не менее примечательной бороды. Рукава сюртука у мужчины были подкатаны, а руки, крепкие, с большими ладонями, были развиты явно не на рыбных промыслах и не ремеслом кузнечным. Сергей первым поздоровался. Мужчина воткнул комель удилища в щель между досок лодочного скелета и, повернувшись, поздоровался в той же манере. Удивительное сходство сразу бросалось в глаза, это было сходство с портретом личности, которая преследовала Россию с 1917 года, – Карлом Марксом: гением, учителем, провидцем и т.д. От Гедеона, конечно, не ускользнуло замешательство незнакомца, но представить их было некому, и Сергей, опять же, первый назвался. Мужчина, возраста уже почтенного, не назвался именем основоположника марксизма, а сказал просто:
– Зовите меня Гедеоном, – это вызвало удивление.
Гедеон ухмыльнулся в бороду и прямо спросил:
– Что, еще не встречали человека с таким именем? – Сергей кивнул.
– А значение этого имени понимаете? – Сергей опять кивнул и сказал, что по апостолу Павлу это герой веры, праведный Гедеон, персонаж Ветхого Завета, пятый по счету из Судей Израиля. Гедеон пригласил Сергея присесть рядом и, вроде как, в усы и бороду спросил:
– А с трудами того, кого в моем облике увидели, знакомы?
Сергей кивнул, ощущая себя прижатым. Гедеон спросил:
– Если мою растительность проредить и слегка причесать, скажите, на кого я тогда буду похож?
Сергей снова кивнул и без подготовки выдал:
– На М. Бакунина.
Гедеон улыбнулся, ему точно нравился этот человек, хоть тот и был духовного звания, но по своему имени и при небольшой фантазии тоже смахивал на Сергея Нечаева.
***
Так познакомились эти два совершенно несхожих человека. Их объединяло лишь одно – они оба были гонимые. Их знакомство не изменит действительность и не сотворит подвигов, но оно поможет прозреть желающим прозрения. Сергей хотел проситься поквартировать, он сам себя расстриг и сам себя определил не то ссыльным, не то высланным. Дома устроились за столом, на фоне стопок рукописей. Ульяна притащила здоровенный котел с крупными кусками весенней жирной семги, да ячменные лепешки. Для Сергея это было невиданным изобилием, и он с трудом вкушал, смиренно, как человек, умеющий усмирить свою плоть. Потом брусничный чай и мед лесной, давно хранимый и потому засахарено- белый. Гедеон все же сказал Сергею, что тот видом похож на известную фигуру, он говорил о Нечаеве. Сергей смутился. Когда он был студентом, в курительных комнатах и трактирах обсуждали катехизис революционеров, он, да и не только он, хотел быть похожим на автора-нигилиста из русского революционного активизма. Они тогда все стремились быть Рахметовыми – ригористами, неуклонно следующими своим принципам и внутренним установкам. Во что все это обрядится, станет понятно позже, когда их радикализм обернется бесовщиной.
Гедеон был очень далек от каких-либо мировоззрений и факторов, их формирующих, и равнозначно отдален как от политики, так и от религии. Ему было все равно, кто кем притеснен, кто голоден, а кто жирует. Он, наверное, не был гражданином, как, впрочем, и патриотом. Проба им прикинуться успеха не имела: в 1910 году он издал свою книжку под названием «Борьба с распиздяйством в нижних офицерских чинах». Книжка была замечена, но никого ничему не научила. Это была его первая и последняя попытка поучаствовать в проблемах социума и окружающей действительности. Его призванием была военная стратегия будущего. Мозг мужчины работал по каким-то своим правилам и законам, извлекая картинки из того, что мы считаем будущим. Он был готов выдавать то, что когда-то пытались делать волхвы, которых никогда серьезно и не слушали. Гедеон жил далеко от действительности и в реальном времени не был востребован. Гениальный ум может говорить о любых событиях и людях, рассуждать логично и нелогично, и радости находить в парадоксах, но не уметь вразумить современников. Сергей не отрывал взгляда от стопок с рукописными текстами. Гедеон исподволь наблюдал за ним, и вопрос сам собой пришел. Он обратился так: