– Туда, Николай Петрович, и вывезли вашего профессора. И хотя самого Кедрова на той должности уже нет, все нити управления остались в его руках. Так вот, удалось узнать, что распоряжение на его перемещение в Холмогоры было подписано самим Кедровым, и это стало частью той игры, которую сейчас ведет Троцкий в борьбе за власть. С конца 1923 года тот начал терять своих сторонников. В ходе дискуссии Троцкого обвинили, что он хочет установить единоличную диктатуру в партии и обновить кадры. Один из выступающих напомнил ему о тех людях, которых он прикрывал, давая возможность жирно проживать в ссылках за казенный счет. Тогда Троцкий и отдал Кедрову приказ «прибрать хвосты». Вот в число этих людей и попал ваш профессор, – закончил Новицкий.
Они тепло попрощались, Федор пожелал Михневичу не хворать и настоятельно убеждал, что Фрунзе обязательно доведет до конца это дело, раз обещал. По-другому за ним не водится.
***
На девятый день две подводы вернулись в Погост. Все были в хорошем настроении, хоть и были уставшие и не выспавшиеся. Но они еще не успели добраться до хаты, как уже узнали о случившемся. Бросив подводу у двора, двинули на кладбище. Меж двух свежих могилок издох Перчушка. Здоровенные местные мухи копошились вокруг его вывалившегося уже черного языка и оскаленных зубов. Сергей почувствовал, что у этих могил и его жизненные часы перестали тикать. Когда он вернулся в дом, то увидел на сосновом столе две лежащие бумаги: карту с раскрасками и мандат для уполномоченного ОГПУ Конюхина на право арестовывать и перевозить того, кого он посчитает нужным. Эта бумажка давала право привлекать и арестовывать всех, кто не содействовал, как пособника врагов власти рабочих и крестьян. Сергей свернул аккуратно обе бумажки, сунул их в карман и пошел бережком, той дорогой, что пришел однажды. Больше о нем в Погосте ничего не слышали.
***
Сентябрь 1924 года. Город Холмогоры, волостной центр.
В здании, совсем близко к центру, где раньше располагались этапные помещения, теперь находилось волостное управление ОГПУ. У ворот стоял человек с винтовкой, а в глубине двора – старый военный грузовик «Паккард». Город только просыпался, день будний, утро. Редкие еще прохожие жались на другую сторону дороги от грозного часового с красной звездой во лбу, да от страшной вывески с названием учреждения. Местное население еще с 1918 года усвоило, что такое «спецучреждение», с закрытой территорией и колючей проволокой. Часовой выглядел как-то перегружено, в большой, не по размеру шинели бойца Красной Армии. Рукава были не по-уставному длинные, и один из них был приткнут к винтовке, а из другого вился дымок вонючей цигарки. Он все время тревожно оглядывался на вход в здание, у которого был припаркован грузовик. Боец, ко всему, был еще и очкастый, одним словом – воин Объединенного главного политического управления. Но некто не собирался с ним воевать, а точно знал свою цель, знал он и маршруты, и расписания. Сегодня наступил тот день, к которому последний месяц готовился бывший студент-химик и бывший же батюшка. Эмоций он не испытывал, только холодный расчет. Сегодня среда, и вся команда направится в местную тюрьму за людьми, которых запланировано допрашивать. В кабину рядом с шофером всегда садился тот, кто был названым его братом, а в кузов – то самое звероподобное существо с винтовкой, на которую всегда был навинчен штык. Сергей был наслышан об этой парочке, а их подвиги, которые сотворялись во имя сохранения и процветания власти, были жутью для многих семей Холмогор. Он не хотел видеть ничьих глаз, он просто жадно, по-волчьи, хотел разорвать на куски этих, вроде, тоже людей. У него даже мысли не возникало помолиться за их черные души, он хотел жестоко их убить. Сегодня он – Гедеон, судья, он – в черном, ибо он – Божий дух, и имя ему – палач. Грузовик выехал по расписанию, в полном составе. Бомба легла в кузов прямо под кабину. В то утро Холмогоры потряс сильный взрыв, он долго еще гулял по городским улочкам обысками и арестами. Это был первый теракт против диктатуры пролетариата, а от террориста остался лишь черный балахон покроя братьев-доминиканцев.
В апреле 1925 года, после погребения патриарха Тихона, Сергей принял тайный постриг у монахов Зосимовой Пустыни в общине строгого богослужения при Петровском монастыре. Это была крупнейшая из подпольных монашеских общин в СССР, во главе с епископом Варфоломеем, который будет арестован и расстрелян по обвинению в террористических намерениях против советского руководства. Бывший монастырь оставался центром общины до июня 1929 года, когда был закрыт последний Боголюбский Храм.