Квартет «Синие облака» играл восхитительную медленную мелодию, стройный полусид пел о любви таинственным волшебным голосом, чистым, как родниковая вода, его хотелось слушать с закрытыми глазами, улетая в звёздное небо. Но мои глаза были открыты — я боялась, что заплачу, если расслаблюсь.
Он пел, я ласкала взглядом его необычное скуластое лицо, волнистые синие волосы, зелёные глаза почти без белков, как у кошки… красивый. Я так люблю всё красивое, что постоянно чувствую себя тусклой и серой в окружении того, что люблю.
Концерт закончился, мы спустились с крыши через холл театра, на улице зрители по очереди садились в кареты и разъезжались. Образовалась толпа, в центре которой принимал зрительские восторги зеленоглазый полусид, я улыбнулась ему, он улыбнулся в ответ… и что-то произошло. Он не отпускал мой взгляд.
Змея в моей груди резко ударила хвостом, метнулась в одну сторону, в другую, внезапно оказалась так близко, что почти заглянула мне в глаза. Красивая. Такая гибкая и опасная, плавная, медленная… шорох чешуи в ушах вызывал сладкие мурашки вдоль позвоночника, я медленно шла к сиду, мягко качая бёдрами, внутри выписывала петли змея, складываясь пружиной и готовясь к броску.
Он улыбнулся, я улыбнулась.
— Отличный концерт.
— Спасибо.
Он смотрел мне в глаза и я смотрела в глаза ему, молча, с такой улыбкой, как будто слова здесь лишние.
— Мы с ребятами собираемся в «Лунную гавань».
— Прекрасный выбор.
— Составите нам компанию?
— С удовольствием.
Моя ладонь почему-то оказалась в его ладони, очередная фанатка подошла с поздравлениями, ему пришлось повернуться к ней, а я нашла взглядом Лейли, которой что-то рассказывал на ушко скрипач. Лейли посмотрела на меня, я посмотрела на неё. Что-то в этом было, что-то восхитительное, что-то ужасное, что-то достойное наказания и стоящее любого наказания.
Мы шли в «Лунную гавань», я ощущала, как по моей руке вьётся змея, всё ближе подбираясь к руке синеволосого сида.
Ночь прошла как в тумане.
Сумрачный бар с медленными искусственными водопадами, окутанный синей дымкой, пронизанной лучами прожекторов, как-то странно смещающих восприятие цвета, от чего всё вокруг казалось сказочным и волшебным. Красавец-сид, шепчущий изысканные комплименты в моё пылающее от его дыхания ухо. Медленная чувственная музыка, сладкое вино, горячее гибкое тело под моими ладонями, скользкий шёлк… крыша, звёзды, лёд, оливковый поцелуй и мартини, пол качался, я врала, что мне пора домой. Зачем? Змея в груди опьянела от сытости, и до сих пор не спала только потому, что жадно надеялась ещё на капельку чувств.
Мы качались в карете с Лейли, такой же пьяной от мужского внимания, молчали.
Когда меня высадили у общаги, я какое-то время сидела на лавочке у фонтана и смотрела на звёзды, глубоко вдыхая запах ночи, воды и цветов. Было странно, было так хорошо, внутри ещё качалась музыка, лёд и мартини, в ушах шелестел голос сида, на талии как будто бы всё ещё были его деликатные, нежные руки — он ни разу не позволил себе лишнего. А мне бы хотелось? А мне бы…
Змея спала беспробудным сном.
Откуда-то из мрачных глубин сознания выполз сонный мозг, осмотрелся и не нашёл сердца. Где моё сердце?
Где?
Оно лежало на кровати, забившись под одеяло, уткнувшись в стену и закрыв себе уши, ему было невыносимо, невыносимо стыдно. Оно ничего не могло с собой поделать, оно само себя ненавидело, и оно не могло больше слышать этот голос, ощущать на талии эти руки.
Никогда в жизни не пойду больше на «Синие облака».
И этот жемчуг, похоже, никогда больше не надену.
***
Глава 6, как мы попробовали наконец поучиться
Утро началось в обед.
Я с трудом продрала глаза, узнала, что попавшая в глаза косметика — это больно и печёт, сползла с кровати и потащилась умываться.
В зеркале отразилось что-то такое, что я поначалу решила — и моё родное зеркало кто-то заколдовал. Ан нет, это моя физиономия именно так и выглядит, без всякой магии.
Содрав, по ощущениям, вместе с кожей, остатки косметики, я намазалась всякими полезностями и дотащила себя обратно до кровати, ляпнулась медузкой поверх одеяла и попыталась собрать в голове картину вчерашнего вечера.
Так, мы пили. Вино, в ресторане. Потом другое вино, в баре. Потом мартини, чуть-чуть, я забрала бокал у… как его звали?
Потом мы танцевали. И целовались на крыше.
Этот момент блеснул в памяти болезненной вспышкой, от которой хотелось зажмуриться — да, я, целовалась с музыкантом, на крыше, отлично.
Зачем?