— Не успеют, — заметила Нина Васильевна. — Эта их школа — на неделю, от силы — на полторы. Потом надоест …
А Саша, прикусив от усердия кончик языка, трудилась тем временем над своим журналом и совсем не думала, сколько дней или недель будет жить их школа.
Впрочем, сказать, на сколько времени хватило бы ребячьего увлечения школой, обосновавшейся в первом подъезде у лестницы, никто бы не смог ни сейчас, ни позже. Свое существование школа прекратила неожиданно и при довольно загадочных обстоятельствах. Но об этом речь дальше.
Два письма
Витька перелистнул страницу, прочитал сверху три строки и вдруг услышал какой-то посторонний звук в передней. Замок, что ли, открывают? Нет, больше ничего не слышно. Да и кому открывать? Отец и мать на работе… Что же там такое? Бабушка на кровати у себя лежит, нездоровится что-то ей…
Положив книжку на стол, Витька тихонечко, на цыпочках, прошел в переднюю. Никого. Дверь к бабушке закрыта… А что это на полу?.. Он поднял странный предмет. Будто папироса. Завернуто в серебряную бумагу… Не железка. Легкая…
Витька вернулся в комнату и осторожно, словно это была маленькая бомба, принялся разворачивать серебряную фольгу. Листок бумаги трубочкой скручен. Развернул Витька бумагу, стал читать, и уши у него запылали, как два флажка. А потом и лицо залила краска.
«Здравствуй, дорогой Витя!
Леньку мне нисколько не жаль. А ты настоящий герой! Сидишь в заточении. Витя, знай: ты самый лучший, самый смелый и самый красивый мальчик в нашем дворе. Твоя поклонница».
Раз пять перечитал Витька письмо. И лицо его краснело сильней и сильней. Кто написал это, кто сунул в замочную скважину?.. Он хотел выскочить на балкон, но испугался. Сам не понял, чего испугался.
Постепенно к нему начала возвращаться способность рассуждать. Конечно, прежде всего Витьку интересовало, кто мог написать ему такое письмо. Думал, сравнивал, вспоминал и все больше приходил к убеждению: Саша. Он и в первую минуту подумал о ней, но сначала это предположение выглядело почти невероятным. Вспомнить, например, с какой ненавистью она смотрела на него тогда, в школе, у лестницы, когда он подсунул ей под нос кулак! Но это в школе, давно… А потом стало как-то иначе. Помогала учить уроки. Правда, это было пионерское поручение ей, но все-таки… В автобусе вместе ездили. Вот книгу сама предложила…
«Она!» — уже наверняка подумал Витька. Однако снова взяло сомнение: написано как-то чудно. «Дорогой Витя!..» Подумать даже смешно, чтобы она так его назвала. Наоборот, всегда подсмеивается. Или это: «красивый мальчик». Нашла красавца! Вот Юра Хохлов, с которым она сидела за партой, это да! Витька всегда немножко завидовал Юрке, что он такой красивый и что сидит рядом с Сашей… Но ведь Юрке она не писала таких писем… А если писала?.. Да нет, непохоже вроде. Видно было бы.
«А может, и в самом деле я красивый?» — с усмешкой подумал Витька. Он взял отцово круглое зеркало — отец всегда вспоминает о нем рано утром, когда включает электробритву, — и принялся со вниманием разглядывать свое увеличенное отражение… Ну, лицо как лицо. Вроде и ничего. Вот уши торчат зачем-то. Скулы широкие. Зубы — по лопате. Шрам на лбу. Да-а, красавчик!
Витька открыл дверь в комнату бабушки. Она лежала на кровати лицом кверху, слышно дышала.
— Баб, я красивый?
— Нету сну, нету, — вздохнула бабушка.
— Баб, я — красивый?
— Чевой-т?
— Говорю: красивый я? — крикнул Витька.
— А ничо! Справный. Девки мимо не обегуть. Гарный ты у нас, Витюнь, в деда. Ить помру — споминать-то будешь?
— Ты, баба, не помирай. Живи еще столько.
Витька вернулся в комнату, опять прочитал письмо. Вздохнул. Не верилось все же. С чего бы это Саша вдруг стала писать?.. Эх, почерк бы посмотреть ее. Буква «з» какая-то смешная. Будто рога у барана завитые. Передача «В мире животных» недавно была, барана здоровущего показывали, как раз такие рога завитые. Витька закрыл глаза, силясь представить классную доску, у которой стоит Саша Полякова и что-то пишет. Сашу он представил. И очень хорошо, как живую. А вот написанное ею, словно в тумане было, расплывалось. Хотя такую верченую «з» он бы, наверное, запомнил.
На других девчонок Черенок решительно не мог подумать, что они могли бы написать подобное письмо. Верка? Хорошая девчонка, боевая. Но нет, не напишет. Женя? Красавица писаная! Смешно! Она только себя и видит. Шура?.. Ее балкон как раз над их балконом… Шура какая-то странная. Не поймешь…
И еще про нескольких девчонок, живущих в этом новом большом доме, вспомнил Витька, но никого заподозрить не мог.
А вдруг это вообще чья-то шутка? Или вовсе не девчонка писала, а мальчишка?..
Витька вышел на балкон. Дождя не было, но тучи, словно серой промокательной бумагой, закрыли небо. И ребят — никого. И на балконе Саши — никого. Может, позвонить? И снова робость охватила Витьку. Ох, это письмо, письмо! Лучше б и не было его.
До самого вечера невольно прислушивался Витька к голосам и шорохам на улице, на соседнем балконе, но никто не позвал его, и голоса Саши он не слышал.
Утром Витька еще лежал в кровати, не мигая, смотрел в белый, без единой трещинки потолок и все думал о вчерашнем письме. Он бы и еще, может, лежал так час (а куда спешить? Отец, уходя на работу, снова запер его на ключ: арест продолжался), но вдруг за балконной прикрытой дверью затренькал колокольчик.
Как ошпаренный вскочил Витька. Даже сам устыдился: «Чего это я? Спокойней». Натянул штаны. Но ни на что другое терпения уже не хватило.
— Ох и соня! На голове — мочалка. Гребешок кинуть?..
Витька во все глаза смотрел на задорную, смеющуюся Сашу. Ничего не мог определить по ней. Вот артистка! Недаром и его агитирует в артисты…
— Ты что? — удивилась Саша. — Уже и разговаривать в своей тюрьме разучился?.. Ну, твое дело, можешь молчать, а я очень спешу. Дай мне, пожалуйста, этот колокольчик. Он не пропадет, не волнуйся.
— Зачем он тебе? — Витька все же нарушил молчание. Действительно, не сказать ни слова — это уже становилось глупо.
— Ой, долго рассказывать!
И все-таки Саша рассказала: о школе, кто у них учителя, директор, по сколько минут уроки.
— Плохо только, нет звонка. Куда это годится, входит директор и объявляет: «Урок окончен!» А твой колокольчик вместо звонка будет. Все как в настоящей школе. Не был бы ты арестованный, сам бы посмотрел, какая школа у нас!.. Ну, отвяжешь колокольчик?
— Могу. Не жалко, — сказал Витька и стал отвязывать от перил колокольчик. А сам в это время думал: сказать о письме или не сказать?.. Решил, что не надо. Вдруг она тут ни при чем…
Витька наконец развязал узел.
— Бросай! Я поймаю.
А он бросать не спешил.
— Саш, — сказал как-то робко и просительно. — Напиши мне письмо…
— Что?! — Саша так наклонилась, что, казалось, вывалится с балкона.
— Ну, хоть маленькое.
— Да зачем?
— Так просто… Хоть маленькое совсем. Ну, две строчки. Можешь?
— Глупости какие-то выдумал!
— Тогда звонок не брошу.
— О чем же тебе написать?
— О чем хочешь… Напишешь?
— Кидай колокольчик!
— А напишешь? Дай слово.
— Честное пионерское, что напишу несчастному узнику Витьке Черенкову письмо. Бросай!
— Только сейчас напиши. И просунь в замочную скважину.
— О боже! Все сделаю… Бросай! Через шесть минут урок начинается.
Витька размахнулся и бросил. У него это получилось классно. Не то что у Саши. Точно в самые руки ее полетел колокольчик.
Не надевая рубашки, Витька пробежал в переднюю и, стоя у входной двери, стал ждать.
И одной минуты не прошло, как рядом, на лестничной площадке, щелкнул замок и хлопнула дверь.
«Обманула», — подумал Витька. Но нет, смотрит: из отверстия замка лезет бумажная трубочка. Схватил он ее и — скорей в комнату. Развернул… Конечно, совсем не тот почерк! Все не то. Все не так.