— И в принципе, конечно… — Костя вздохнул и стал выливать в бак воду.
Из шланга вновь потекла струйка. Теперь уже холодная, бодрящая. Эдик смыл с плеч мыло, освежил лицо.
— Сегодня пойдем на речку. Если опять пристанет, будем драться. Ты как? — ощупывая на руке свои мускулы, спросил Эдик.
— Так пообедать сначала надо. — Костя потер нос и нерешительно добавил: — Еще собирался письмо матери написать.
— Письмо потом успеешь…
Но все же и сам Эдик, как видно, не очень спешил испробовать свои кулаки. После обеда они и в шашки поиграли, и Костя написал матери письмо. И почему-то длинное на этот раз получилось. Первое письмо и странички не заняло, а тут целых два листа исписал — четыре страницы. Даже о том сообщил, что сегодня забил Эдику столько-то голов и пропустил столько-то. Будто маму это должно очень интересовать!
А потом они пошли на станцию. Надо же отправить письмо! Правда, недалеко за углом висит синий почтовый ящик, но ведь всем известно, что с железнодорожных станций письма уходят быстрей.
На речку собрались лишь в седьмом часу. И правильно! Самая хорошая вода — именно к вечеру. Это тоже каждому известно.
Только многие купальщики почему-то забыли об этом — народу на речке оставалось совсем немного. И Леньки с его компанией нигде не было видно.
Эдик и Костя не спеша, с удовольствием искупались, даже повалялись на песке. Но долго лежать уже не хотелось. Песок остывал; большое красноватое солнце повисло над горизонтом; тени от их фигур вытянулись к самой воде, словно телеграфные столбы.
Вечерело. Берег был пустынен. Ребята оделись и отправились домой. Проходя высоким берегом, с которого вчера бесстрашно нырял Ленька, Эдик остановился и с минуту смотрел вниз, на воду. Как это Ленька нырял отсюда?..
— Что, сигануть хочешь? — засмеялся Костя.
— Если бы очень захотел — нырнул бы, — помолчав, серьезно сказал Эдик.
Костя недоверчиво взглянул на друга. Говорит так, будто и правда может прыгнуть с такой высоты. «Рисуется», — подумал Костя.
— Не свисти, Эдька, тут не меньше шести метров.
— Ну и что? Валера Кучин с десятиметровки прыгает.
— Еще бы, у него второй разряд! В секции занимается.
— Но здесь не десять, а всего каких-то шесть метров!
Костя подошел ближе к обрыву. Вода лежала внизу неподвижная, темная, страшная.
— Идем, Эдька.
Но Эдик не трогался. Лицо его было бледно.
— Так что, — глухо сказал он, — ты не веришь, что я прыгну?.. Не веришь? Тогда смотри!
Эдик решительно расстегнул пуговицу и принялся стаскивать рубаху. И вдруг он почти с ужасом подумал, что сейчас должен будет прыгнуть в эту темную и, почему-то казалось, холодную пучину. Зачем? И кому хочет доказать? Костьке? Да тот сам до смерти боится. Вон стоит, губы дрожат.
— Не надо, Эдя, — как бы в подтверждение его мыслей, жалобно попросил Костя. — Ну, слышишь, идем отсюда. Завтра прыгнешь. А то сейчас и не обсохнешь.
Эдик посмотрел на розовый закат — солнца уже не было видно. И людей — ни души. Пустынно. Только где-то играют на гармошке, да в поселке брешет собака. От воды потянуло сыростью.
— Ладно, — согласился Эдик. — Все равно потом прыгну. Увидишь!
Он снова натянул на себя рубаху, и они пошли. Молчали. Теперь и собака затихла.
«Все-таки испугался, — подумал про себя Эдик. — Ведь не прыгнул. Значит, я трус? Неужели — трус?»
— А ты бы ночью пошел в лес? — вдруг спросил он Костю.
— Один?
— Конечно.
— Не знаю.
— А я пойду. Сегодня встану ночью и пойду на то место, где играли в футбол.
— Где березы? — Костя фыркнул. — Тоже мне — лес! Это и я бы мог пойти.
— Но ведь ночью.
— И что такого? — ответил Костя. — Там же сто шагов — и дача. Если бы настоящий лес, далеко…
— Ну, хорошо, — сказал Эдик. — Тогда кинем жребий — кому идти?
— А давай вдвоем? Вдвоем веселей.
— Предложение, достойное Наполеона! Ты долго думал?
— Да хватит! — буркнул Костя. — Лучше крути монету. Не испугаюсь.
— Тогда договоримся так: кто проиграет, тот идет в два часа ночи на лужайку и прикалывает к толстой березе записку: «Я был здесь ночью и ничего не боялся». Согласен?
— Согласен, — почему-то шепотом ответил Костя. — Крути. Мой орел.
Подвел Костю «орел». Испытать в эту ночь свою смелость и силу воли по жребию выпало ему.
Ночью
Упросить Нину Васильевну постелить им на веранде удалось без труда. В самом деле, что она могла возразить, если в комнате действительно очень душно. Пожалуйста, пусть спят на веранде. Пусть даже откроют все окна. Если комаров не боятся.
Довольные ребята притащили на веранду раскладушки, поставили их, сами все постелили. Спать они улеглись рано, даже не стали дожидаться в последних известиях сообщения о розыгрыше первенства страны по футболу.
Нина Васильевна выключила на веранде свет, пожелала ребятам спокойной ночи и ушла в комнату.
Теперь оставалось самое главное: не проспать назначенного срока. Будильник, который они обследовали, помочь им не мог. У него не действовал звонок — наверно, лопнула пружина.
Оставалось одно: не спать до двух часов ночи.
— Так даже лучше, — не растерялся Эдик, — дополнительное испытание воли. Что-нибудь рассказывать будем.
Раскладушки их стояли рядом. На полу лениво постукивал будильник, за открытыми окнами трещал сверчок, откуда-то доносилось дружное кваканье лягушек. Временами все кругом заполнял отчетливо слышный вечером шум электрички или товарного поезда. Но скоро Костя перестал замечать эти звуки: Эдик, шепча в самое его ухо, понес про такие чудеса, что у Кости дух захватило. Будто они уже не мальчишки, а космонавты. И будто поручили им первыми добраться до Марса. Это держали в секрете, но шпионы все-таки узнали про полет и ухитрились подложить в ракету, в отсек с продовольствием, ядовитое вещество, которое при испарении должно отравить продукты…
Костя решил, что им уже крышка, но Эдик ловко придумал: мышь спасла их. Обыкновенная мышь, которую они взяли для проведения опытов. Мышь захотела есть, выбралась из клетки, нашла тот яд и съела его.
И вот — новое приключение: на экране локатора появилось изображение метеорного облака…
Все же к часу ночи, благополучно избежав всяческих опасностей, они подлетели к Марсу. Эдик устал. От шепота першило и болело в горле. Может, хватит? Он нащупал под матрасом фонарик. Посветил. Будильник не торопился отсчитывать время — без шести минут час.
— В общем, прилетели, — зевнув, сказал Эдик. — Выполнили задание.
Лягушки, закончив ночную перебранку, угомонились. И поездов давно не было слышно. Хотелось спать. Глаза не слушались, закрывались сами собой. Эдик поморгал ресницами, подергал себя за нос. Не помогло — сон одолевал. И Костя, кажется, начал засыпать. Задышал глубоко, ровно.
«Эх, балда! — ругал себя Эдик. — Надо бы на час назначить». Но поздно: записка написана. И договорились — на два. А уговор дороже денег.
Эдик поднялся и сел на раскладушке. Помотал головой. Хотел потрясти Костю, но раздумал. «Раз ему досталось идти в лес, то я хоть спать не буду. Не буду, и все! Чем не испытание воли!»
Чтобы отогнать сон, Эдик стал угадывать: что первое услышит… Поезд пойдет… Нет, не угадал — пискнуло что-то. Должно быть, мышь… А сейчас залает собака. И опять не то — вдалеке сипло прокричал петух. С ума сошел! Эдик снова посветил фонариком. Девять минут второго. Это, видно, спросонья он перепутал все. Так, наверное, и было. Беспокойному собрату соседские петухи не ответили… А сейчас залает собака. И точно: где-то простуженно, словно в пустую бочку, забрехал пес. Эдик обрадовался: как угадал здорово! Даже сон у него пропал…
Когда стрелки показали без пяти минут два, Эдик потряс Костю за плечо. Но тот даже не шевельнулся. А потом Эдик тряс его обеими руками, светил в глаза ярким лучом фонаря, пытался перевернуть на спину. Все было напрасно. Наконец Эдик догадался, что сделать. Он вытащил из подушки перо и принялся щекотать им Косте в носу. Костя мычал, морщился. В конце концов он чихнул и открыл глаза.