Конечно, оружием всех оснастить не смогли, его ещё делать надо. Собирать такие громоздкие формирования на постоянной основе мы не стали - средства усиления добавлялись по мере необходимости. Но вот форму особую, военную, лычки, погоны, звёздочки - это ввели. Как и стяги небольшие для каждого отделения, и свою расцветку шлемов. Последнее было нужно для того, что бы в бою и на учениях Кукша или Торир могли видеть, кто где находится. Огнемёты и пулемёты получили станки с колёсиками, для переброски, тяжёлые всё-таки аппараты. В случае защиты непосредственно стен крепости, каждому отделению был нарезан свой участок обороны, Вишенкой на торте стали занятия по строевой подготовке. Торир и Ивар ругались сперва на такое, но потом прониклись. Мне отец рассказывал, что марши на плацу, собственно, для того существуют, чтобы чувствовать локоть товарища, чётко выполнять приказы, на подсознательном уровне взаимодействовать с рядом стоящим бойцом. А песни строевые на парадах и при беге - для развития "дыхалки", особенно когда нагруженный по самое не балуйся перемещаешься. Вот и разносилось теперь над городом:
Мы не дрогнем в бою
За столицу свою,
Нам родная Москва дорога.
Нерушимой стеной,
Обороной стальной
Разгромим, уничтожим врага.
Песне вторили женские голоса, с суровым басом с жутким акцентом Брунгильды:
Не зря в судьбе алеет знамя.
Не зря на нас надеется страна.
Священные слова "Москва за нами!"
Запомним мы на долгие года!
Других песен я не вспомнил, или они содержали много анахронизмов. Петь в девятом веке про "Броня крепка, и танки наши быстры" я посчитал моветоном. Вот на трактор стальные листы повесим, гусеницы приделаем, тогда можно. Но народ "моими" песнями заинтересовался, стал выпытывать ещё "творчества". Пришлось напрягать память, выуживать из неё стихи, и додумывать то, что вспомнить не удалось. По деревне пошли переделки всяких советских песен. Ну не про "Джага-джага" же им рассказывать! Забавно было засыпать под приглушённое пение о ""Так-так-так!" - говорит пулеметчик, "Так-так-так!" - говорит пулемет", доносящиеся из актового зала. Так вот мы и скорострелку нашу поименовали, теперь она "Максимом" стала. В песне заменил слова, там немного анахронизмов. Осколки германской гранаты теперь стали "От стрелы что в нас даны пускали", пожалуй, и всё.
Другие песни ходили по крепостным, менее воинственные. Про шумел камыш, про мороз, который не морозит, про соловья, что всю ночь галдел как не в себя. А по утру на работу народ шёл, распевая про себя:
Нам нет преград ни в море ни на суше,
Нам не страшны, ни льды, ни облака.
Пламя души своей, знамя страны своей
Мы пронесём через миры и века.
Очень новые песни помогали, народ светился энтузиазмом. А ещё они же довели нас до первых предпринимателей. Мужик подошёл ко мне, скромный такой, руки заскорузлые всё прятал. Он снял шапку и попросил хитрый ножик, на заказ. Даже деньги приготовил, достал веером стопку бумажек. Я шапку его заставил одеть - зима уже, поинтересовался, зачем ему колюще-режущее. Тот оказался "дудкоделом". Делал разные рожки, свистульки, какие-то флейты. Такого рода вещи пользовались небольшим спросом, скучно и на выпасе, и в перерывах между работами. Из бересты резал, показал пару экземпляров - отлично получается! Но ножик он уже свой сточить успел, а новый взять негде. Сел с мужиком, поговорили хорошо, внесли изменения в законодательстве. Оформили ему кредит товарный - наделали кучу всяких ножичков, свёрл, наждачной бумаги и прочего, чего он попросил, и много того, о чем он даже не знал. В одном из последних пустых складов отгородили ему место у окошка, светильник поставили, оформили аренду помещения.
В свободное от общих работ время и в воскресенье мужик делал теперь разные музыкальные инструменты, продавал их нам, мурманам, крепостным. Плюс госзаказ на дудки для военных получил - большой толпой управлять без сигналов сложно. Мой заказ, на гитару, пару аккордов-то я знал, как любой нормальный мужик моего времени, проходил по части НИОКР, не делал раньше наш первый предприниматель такого. Налог дядьке поставили, он был вменённый - то есть плата за аренду помещения его же и включала. Мы эту выплату на дрова для его склада расписывали, уборку помещения, тоже нашлась одна барышня желающая подзаработать, да на амортизацию - нам-то когда-то строить бараки заново придётся.
Леда, главный наш учётчик и бухгалтер, от концепции амортизации малость охренела, но потом прониклась. И впрямь, надо же как-то помнить о том, что любое строение или инструмент не вечны? Как планировать производство, если никогда не знаешь того, когда пила в негодность придёт, или склад разбирать пора? Ремонт сооружений? Сырьё и трудозатраты на это? Как понять, что дешевле, разобрать изношенную постройку или подлатать? Подбросил ей идею двойного учёта, когда-то программу в бухгалтерию писал, пришлось освоить. Особенно порадовалась она новому знанию, когда рухнувший сарай на убытки в рублях перевести пытались. Эта постройка давно стояла в первой крепости, упала из-за подгнивших брёвен. Мы-то и не пользовались сараем почти, там хлам всякий валялся. Но такую "дырку в балансе" Леда, скрупулёзная и даже нудная в части учёта барышня, стерпеть не могла. А теперь всё на свои места легло.
Так мы дошли до Нового года по московскому календарю. Незримые нити, факторы, которые тянули наше хозяйство в сторону дисбаланса, были устранены приходом мурманов. Перестав переживать на счёт безопасности, я направил часть трудовых ресурсов на создание вооружений и простейших запчастей для техники. Это, плюс интенсификация учёбы, привлечение новых, доверенных жителей первой крепости к выплавке металла, пиролизу и химии привело в порядок всю систему экономики. Горы руды и извести, золы и угля переваривались в дельные вещи, стекло, чугун и сталь. Общественные отношения, построенные на взаимодействии трёх групп людей - Игнатьевых, мурманов, словен - постепенно переходили в разряд единых для всех, без разделения по национальному признаку. Скандинавы привнесли именно тот элемент, которого нам не хватало - баланс. Правда, и других проблем с ними прибыло. Одна микроскопическая эпидемия не то гриппа, не то простуды, что привезли мурманы с собой, чего стоила! Правда, наш санитарный блок отработал великолепно. Карантин, обильное горячее питьё, травки целебные и санитария позволили избежать человеческих жертв. Медики стали пользоваться особым уважением и отношением людей, пострадавших от мора. Их число чуть выросло - Веселина занялась лечебным делом.
Девушка чуть отошла от своей потери, и присоединилась к моим микробиологам, сосредоточенно искала новые плесени, способы их выварки и прочее. Как она сказала, чтобы никто другой такого как она не пережил. А на стене в фельдшерской появился в рамке портрет. На нем стоял улыбающийся Ярослав, а за им - люди разные, мужчины, женщины, дети. Это Вера по мотивам таблички да наших рассказов сделала, чтобы Веселине приятно было. Парень с портрета смотрел на всех входящих, народ заинтересовался. История жизни хорошего человека, его самоотверженной борьбы с болезнью, гибели, дополнилась слухами, и расползлась по Москве. Я даже видел кучки людей, что несли еловые ветви, подражая Веселине, к идолу и табличке на Перуновом поле. Не знаю, живут ли сейчас все эти Гиппократы да Авицены (аптека так называлась моя ближайшая в будущем, вроде, имя какого-то врача), но у нас теперь появился свой символ медицинской работы. Парень, который себя не пожалел, но других от болезни спас. Такие вот дела. Портрету при входе народ чуть кланялся, Ярослав смотрел на людей с улыбкой...