Я вышел на улицу. Настроение было препоганнейшее. Сильного, волевого мужика, ломали через колено, да ещё и при помощи его собственного сына. Руки тряслись, захотелось курить, чего со мной уже давно не было. Так и стоял возле водокачки, пока Влас не вывел заплаканного парнишку. Отвели его вместе в предбанник, сдали на руки Ладимиру. Я опять вышел на улицу, на мороз. Какой я всё-таки тут сволочью стал! Сзади неслышно подошёл Влас:
- Дядя Серёжа, ты так не переживай. Он одет, обут, в тепле, Ладимир еды всем выторговал у Буревоя, ещё три дня взял на подумать. Мелкого, он, правда, почти как я возрастом, покормили, отмыли. Ничего страшного...
- Да тяжко, Влас, тяжко. Гнидой последней себя чувствую...
- А нам каково бы было, если бы девка та вызнала всё да ему донесла? О том, что нас тут мало? Что народу на все стены не хватает да в патруль? - в голосе Власа почувствовалась сталь, как тогда, когда он данов оглушённых резал, - Этот отсидит, если поймёт всё, выпустим, с сыном жить будет. А девке, если бы лечь с собой бы кто заставил? Если не мы бы тут были, а другие кто? Мурманы да даны? После такого только в прорубь, порченая на всю жизнь. Правильно мы всё сделали, по-другому никак. Теперь и у этих просвет будет, которые в бомжатнике. А Святослав - пусть отдохнёт да подумает. Не кручинься...
Я посмотрел на младшего пасынка с уважением. Блин, пацану тринадцать лет, мне под сорок, я ему это говорить должен, а не он мне! Все правильно, тут по-другому никак, не поймут. А поломаем мужика - не страшно. Если мужик цельный, так срастётся, не беда. Унижений никаких тут нет, только Закон. Закон, будь он не ладен, да упрямство его. От того, что сейчас происходит, убытков никому не будет, да и крови меж нами нет, помиримся, не страшно. Я облегчённо вздохнул, потрепал Власа по волосам:
- Спасибо тебе...
- Да не за что, - пожал плечами Влас, - Пойду я домой.
Ладимир выторговал себе время, под это дело кухня начала выезжать снова. Теперь в основном была рыба и сушенные овощи - картошку на семена оставили. Также давали несложные задания по окрестностям, по результатам кормили людей. В этот раз чуть поменяли процесс - если весь объём работ, что мы им дали, выполняют, то весь лагерь кормим. Ну а если нет - то не обессудьте. Дело пошло, беженцы сами разделили обязанности и план строго выполняли. Вояки только стеснялись к кухне подходить, у нас с ними были конфликты, но вроде все устаканилось.
После посещения сына Святослав начал перестал буянить, ушёл весь в себя. В таком полукоматозном состоянии его помыли в бане, связанным, убрали в камере, заменили нары и ведро, переодели. Сидел пленный весь в чистом, молча уставившись в стену. Добились от него односложных ответов на наши вопросы. Да, сделал, да, сам, никого не было больше, сам всё решал. Да, крепость взять хотел, а нас - под себя взять. Нет, не выгнал бы, да, виновен. Под такое мы ещё раз свидание устроили - ответы пошли точнее. Потом Ладимир поговорить с ним пошёл, часа два они беседовали. А потом мужик сломался.
Я зашёл, повесил светильник на стену, начал было задавать уточняющие вопросы. Святослав односложно отвечал, потом чуть больше говорить начал, потом ещё, ещё, и разрыдался. Здоровый, крепкий мужик плакал навзрыд, сквозь слёзы бормоча монотонно о своей жизни. Говорил много, долго, светильник менять пришлось да Власа отпустить, нечего ему тут делать, насмотрится ещё, как людей жизнь ломает.
Закончили мы вдвоём, в три часа ночи. Я сидел на полу напротив камеры. Святослав своём узилище, в дальнем конце. Настроение моё было ни к черту. Опять захотелось курить. Рассказ Святослава был мрачным и жутким.
Отец его был достаточно богатый, умный и волевой человек. И сына так воспитал. Жили они в деревне, словене да варяги вместе обитали. Отец Святослава числился кем-то вроде заместителя главы населённого пункта, тот варяг был. Богато жили они там. Своя дружина, лодки, отец на месте управлялся с обширным хозяйством, Святослав в походы ходил, торговал. Началось все в позапрошлом году, осенью. Пошла болезнь по посёлкам. Зима её чуть остановила, но как потеплело, началась эпидемия. По симптомам - обычный грипп, но народ умирал в горячке, мало тут жаропонижающих. Болезнь пришла с юга, пошла по городкам, потом по сёлам, и более мелким деревням. Народ прыснул от торговых путей, которые, вместе с купцами, что по ним ходили, и были переносчиками заразы. В разные стороны от Волхова, других рек и речушек, потянулись в безлюдные месте караваны беженцев. Нельзя сказать, что такое было в первый раз, но это поколение предыдущих эпидемий не застало. Своё дело сделали и несколько неурожайных лет, ослабевший от бескормицы народ умирал, словно мухи.
До их села зараза дошла по осени. Зараза была в виде такой же колонны беженцев, какой они пришли к нам. Их на порог не пустили, те прокричали про мор, и пошли дальше сами. Или гибнуть от болезни, или на новое место становиться, где заразы нет. Но то ли кто-то таки от этих беженцев подцепил болезнь, то ли на торговле вирус подхватили, но начались массовые заболевания. Отец Святослава крутился, как белка в колесе, и сам слёг. Крепкий старик сгорал на глазах. Святослав похоронил жену, детей, семьи братьев в полном составе, остался только отец и Держислав. В городке был мор. Первыми гибли малые дети, старики, женщины...
Когда эпидемия достигла пика, варяг, глава посёлка, со своей частью дружины и их семьями, свалил поутру из деревни. Не забыл при этом вынести из опустевших домов всё, что представляло ценность, и забрать с собой общинные припасы, что берегли на случай неурожая и других бед. Утром его здоровый дом опустел, а остановить варяга уже некому было - многие лежали с горячкой, другие уже отправились в Ирий. Это подкосило оставшихся жителей, на общинные запасы народ рассчитывал. Смертей стало больше.
Отец дал Святославу последний приказ. Уходить на север. Там, где морозы сильнее, где мор не берет, идти до тех пор, пока не будет знак какой, чтобы встать там и обосноваться. Деревню перед выходом сжечь. Святослав собрал всю свою волю в кулак, оповестил всех выживших о решении последнего представителя власти. Отца люди уважали, за ум и жизненный опыт, потому спорить с его последним приказом не стали. Надеялись, что он действительно знает, о чём говорит. Кто мог стоять на ногах, обложили дома и постройки сеном и дровами, и подожгли. Вслед уходящей колоне неслись крики сгорающих, но уже обречённых людей, которых болезнь не успела доконать, они оставались в домах, в горячке...
Колонна ушла на север в декабре, по устоявшемуся снегу. На Ладоге был шторм - ждать было нельзя, уходить на лодках - опасно. Их тоже сожгли, как символ принесённой заразы, отец Святослава так сказал, подозревал, наверно, как болезни распространяются. Шли долго, почти месяц. Колонна разделилась на две - в первой шли люди без признаков болезни, во второй - те, у кого были симптомы. Таких было десятка три, все они полегли по дороге. Тела с санями и лошадьми, у кого были, сжигали. Через неделю умерли все, кто заразился ещё в деревне. Морозы не дали развиться болезни, остальных Святослав довёл без потерь от заболевания. Правда, ещё трое умерли во время грандиозной метели, ушли в лес и не вернулись, за дровами ходили. Их тела нашли через несколько дней, когда пурга прекратилась. Двинулись в путь, и наткнулись на хромую лосиху.
Люди вымотаны, собирались впопыхах, а тут здоровый хромой лось. Такие обычно не живут, а эта знай себе ходит, как ни в чем не бывало, и людей не сильно-то и боится. Святослав узрел в том знак. И повёл людей по её следам. Лучник их хотел было лосиху ту на мясо взять, да требы оставить богам, за знак. Но непонятный звук и упавший с дерева снег не дали ему нормально прицелиться. Потом был девичий крик, лосиха убежали, а по её следам Святослав вывел народ свой к нашей крепости. Как мы и предполагали, сначала он подумал, что наша Москва - это зимняя стоянка варягов. Но после бегства главы с запасами, Святослав натурально закусил удила, отказываясь вновь идти под руку местного аналога викингов. Да и остальные поддержали это решение. Каждый имел зуб на бывшего главу посёлка и всех варягов, что ушли с ним, пограбив соседей, все во время мора потеряли родичей, и частично - как раз по причине украденных запасов. Но был и знак!