– Нет, спасибо. Я выпила таблетки, давление что-то шалит, – она устроилась на небольшом диване в углу.
– Это, наверное, погода, – сказал Илья.
– Наверное.
Большая столовая с массивным овальным столом казалась пустынной. Она была шумной и жилой во время приемов гостей, или когда в Москву приезжал дядя – брат отца и останавливался в доме. Но в этот промозглый ноябрьский вечер даже изысканная цветочная композиция в центре стола не спасала, не вдыхала жизнь в огромную комнату. Жизнь теплилась лишь в углу, на уютном бежевом диване, там, где сидела мама, перебирая рукой нитку жемчужных горошин на шее. Илья сделал глоток из стакана и почему-то сказал то, о чем совершенно не собирался говорить:
– Я видел Дуню.
– И как она? – осторожный вопрос.
Илья пожал плечами, сделал еще один глоток:
– Счастлива.
– А ты нет, – холеная рука с начавшими выступать возрастными венами отпустила бусы.
– А я один, – Илья с легким стуком поставил стакан на стол.
Стук отразился эхом от стен в этой большой столовой. Совершенно несвойственным ему жестом Илья запустил руку в волосы, но тут же отдернул ее и отошел к окну – чтобы не смотреть на мать.
Его очень долго учили не показывать свои слабости. Он научился.
– Я совсем один, мама. У меня есть компания, есть планы, сметы и знание, что будет через год, и к чему я должен прийти через два. Есть Елена Дмитриевна, которая убирает квартиру и готовит ужины. Есть друг Лёня, которому я должен помочь, потому что он друг. Но я не знаю, поможет ли он когда-нибудь мне. И я не понимаю, для чего все это – планы, акции, рост прибыли. Нет, понимаю, конечно, как финансист и игрок на рынке. Но для чего? Для кого? Я же совершенно один.
– Ты повзрослел, – раздался тихий мягкий голос рядом, и материнская рука ласково коснулась макушки. – Ты совсем вырос, и теперь знаешь цену всему.
– Она так высока?
– Да.
– Можно, я переночую сегодня у тебя?
– Конечно.
Илья повернулся, и мать его обняла. Совсем как в детстве. Только теперь он был выше ростом.
***
Черное концертное платье мягко поблескивало люрексовой нитью. Майя еще какое-то время смотрела на него, а потом закрыла дверь шкафа. Смешно. Не в зале же играть, в самом деле. Уши бы не отморозить – как назло, сегодня похолодало. Поэтому шапку обязательно и митенки с собой взять – чтобы руки хотя бы немного в тепле были. Да и вообще, что надеть – дело десятое. Она с репертуаром не определилась – вот в чем загвоздка.
Зашелестели листы из нотной папки. Шостакович? Шнитке? Сен-Санс? Чем бы удивить людей в черном из Москва-Сити? Мимо чего они не пройдут точно?
Майя вздохнула и принялась запихивать ноты обратно в папку. Они пройдут мимо всего, что не имеет ценника. Но это не значит, что она не должна попытаться. Майя вспомнила цитату Бродского, которую очень часто любил повторять отец: «Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека – всегда можно». Вот и она пойдет спасать. Кого-нибудь. И свой выигрыш в споре.
А что же все-таки играть? Девушка перевела взгляд на стену. Помоги, а? Он улыбнулся ей с плаката своей чарующей улыбкой с шикарными идеальными ямочками на щеках. И Майя вдруг поняла – что именно надо играть. Быстро перетряхнула ноты. Есть нужные! Ну, вот и славно. Она представила, как закатит глаза Севка. Скажет, что это слишком просто, а ты попробуй-ка зацепить слушателя Шнитке. Представила и злорадно усмехнулась. A la guerre comme a la guerre(2), товарищ контрабас. Готовься к проигрышу, Севчик!
На пороге она обернулась. «Пожелай мне удачи!». Майя точно знала, что Дэвид(3) ей подмигнул. Ну, подмигнул бы, если бы был настоящий, а не напечатанный на глянцевой бумаге.
***
– Илья Юльевич, вы просили информировать, когда мы получим технический паспорт на жилой комплекс, – послышался в трубке голос секретаря.
– Документы в порядке?
– В целом да, но есть некоторые спорные моменты…
– Я подъезжаю к офису. Все посмотрю сам.
***
Погода испортилась еще сильнее, поднялся колючий ветер. Но отступать было поздно и не в правилах. Нотная папка устроена в ногах, там же, рядом – раскрытый скрипичный футляр. Майя сняла верхние теплые варежки, поправила шапку, чуть сдвинув назад, чтобы полностью освободить левую щеку. Обернулась на стоящего на приличном отдалении Севку – тот изобразил бурные аплодисменты.
К черту!
Привычно лег в руку смычок. Только бы пальцы к струнам не примерзли. С первыми же звуками как по заказу в воздухе закружились белые хлопья. Но девушка этого уже не видела. Она играла, прикрыв веки.