Вероника вздрагивает и перестает улыбаться.
— А вы откуда знаете?
— Видел его утром в роще... Он разве не говорил?
— Нет.
Старик подходит к одной из бочек, наклоняется, берет бутылку, наливает полный стакан вина и залпом выпивает его.
— Выгнал тебя муж? А?.. — спрашивает старик с усмешкой.
Вероника молча плачет.
Балинт присаживается на скамейку рядом с молодой женщиной и участливо спрашивает:
— Бил он тебя?
Вероника всхлипывает:
— Нет. Не бил.
Балинт снова наполняет стакан, пьет залпом. Затем садится опять на скамейку, тесно прижимаясь к Веронике.
— Не горюй.
Вероника молчит. Склонив голову на грудь, она потихоньку всхлипывает.
— Ты ничего не бойся... — откашлявшись, продолжает Каша, — немцы еще, может, вернутся... Они ему покажут... Он ведь дезертир... Не будет он у тебя на пути стоять... С такими, как он, знаешь, что делают?..
Вероника вздрагивает и отодвигается от Каши.
— Немцы придут обратно? — заикаясь, спрашивает она.
— А ты не бойся, его и русские тоже по головке не погладят, — быстро отвечает ей старик. — Он ведь солдатом был, на фронте против них сражался... Увезут в Сибирь. А там, знаешь, что его ждет?.. Мороз, плетка да голодная смерть... Они туда всех военнопленных увозят.
Вероника задыхается, внимательно всматривается в белое лицо старика, словно стараясь понять смысл его слов.
— Кого увозят русские?
Старик смущенно смеется.
— По крайней мере освободишься от него навсегда...
Вероника вскакивает. Она с отвращением всматривается в лицо старика, потом кричит, вкладывая весь свой страх в этот единственный крик:
— Кого увезут русские?!
— Что с тобой, Вероника? — спрашивает Балинт.
Но она уже смотрит на старика с ненавистью, делает шаг назад и прислоняется к бочке. Вероника готова на все.
— Так вы хотите, чтобы русские увезли моего мужа?
Старик поднимается с места, уверенно подходит к Веронике и наклоняется над ней. Она видит крошечные капельки пота на его лбу.
Пламя свечи нервно трепещет от каждого движения мужчины: оно то вдруг становится совсем маленьким, то большим красным языком тянется кверху.
Вероника бросается к двери, трясет запор.
— Выпустите меня отсюда! Пустите!
Балинт догоняет ее. Он любит Веронику, любит жаркой любовью старого человека. Сейчас, в это мгновение, для него ничего не существует: ни войны, ни других женщин, ни артиллерийского обстрела. Нет у него и страха, нет ничего, только она, Вероника, стройная, величавая и неприступная, с грустными заплаканными глазами. Он ее любит, любит всю жизнь. Не может он ее отсюда выпустить. Война вот-вот кончится, и такого случая больше уже не будет никогда.
Балинт умоляет Веронику. Рот у него перекашивается, как у мальчишки, который вот-вот заплачет. Он ломает себе руки, лицо у него кроткое и униженное.
— Не уходи, Вероника!.. Останься!.. Умоляю тебя!..
Она глядит на старика с удивлением и ненавистью. За несколько мгновений она успела проникнуться жгучей ненавистью к нему.
Быстрым движением старик обнимает Веронику за талию, ищет ртом ее губы.
— Не уходи... Я люблю тебя... Понимаешь? Люблю! И всегда любил, с тех пор как увидел... Когда ты выходила замуж, у меня чуть не разорвалось сердце... Все, что у меня есть, будет твое, только останься...
Балинт безжалостно сжимает Веронику в своих объятиях. Она не в силах сделать ни одного движения. Перед ее глазами бледное белое лицо старика с желтыми зубами. От него пахнет винным перегаром. До нее только сейчас доходит смысл того, что старик шепчет ей на ухо. У нее же одно желание — вырваться, убежать из этого погреба. Вероника осторожно ищет за спиной дверной засов, хочет потихоньку отодвинуть его и выскочить из погреба. Выскочить и бежать домой.
— Оставь его, Вероника... — умоляет старик. — Знаю, ты уже давно разлюбила его... Знаю, по твоему лицу знаю... Я всегда любовался тобой, когда ты шла к колодцу за водой, а когда ты приходила ко мне на работу, я был так счастлив, что целый день мог на тебя смотреть...
Вероника хватает руками старика за шею.
— Пустите! Или вы не понимаете? Я не люблю вас!.. Пустите!
Старик сжимает Веронику. А она со всей силой сдавливает пальцами его шею.
— Пустите, я вам говорю!
Старик задыхается, хрипит, отбивается, он весь дышит яростью.
— А почему мне нельзя? Немцу позволяла? А?.. Ты не знаешь, что я стоял у тебя под окном, когда ты немца принимала?.. А?.. А со мной не хочешь?..
Балинт дышит винным перегаром в лицо Вероники, Наконец он разжимает ее руки и впивается поцелуем в губы.
Вероника вырывается. Отбегает от старика и смотрит ему в глаза, в которых клокочет похоть. Но этот человек не кажется ей ни сильным, ни страшным.