— Я за свою службу немало раненых перевез и могу тебе точно сказать, что твое здоровье вне всякой опасности.
Ночью Матэ почти не спал: беспокоила неизвестность. Из головы не выходили слова возницы. Матэ приходилось видеть контуженых, с серыми землистыми лицами, которые, словно мухи, валились с ног. Слышал он, что у них нередко может идти носом кровь, временами они теряют зрение или слух, а иногда умирают от кровоизлияния во внутренние органы.
В голове у Матэ засели слова Амбруша, что в этом случае самое главное не открывать глаза и не шевелиться. Матэ дважды приоткрывал на миг глаза, когда с него стаскивали китель и брюки. К счастью, санитары ничего не заметили.
Ночью в комнату, где лежал Матэ, кто-то вошел. Пройдя между кроватями тяжелой походкой, вошедший остановился возле койки Матэ.
«Это, наверное, мой ротный», — подумал Матэ, волнуясь, но он ошибся.
Утром он снова разыграл сцену беспамятства. Что будет с ним дальше, когда врачи как следует осмотрят его, Матэ не знал. Он боялся, что больше не сможет притворяться. Какие только мысли не приходили ему в голову, пока он лежал на койке с закрытыми глазами.
Иногда он мысленно переносился в далекое детство, видел себя на футбольной площадке, где он ловко гонял мяч по полю, сидел в раздевалке на собраниях команды, когда управляющий шахтой, раскачиваясь на плетеном стуле, сообщал им состав игроков на воскресный матч, а потом вдруг спрашивал:
— Ребята, кто из вас скажет, где находится остров Мальта, тот получит от меня две сигареты. Тот, кто назовет мне все рудничные газы, получит пять сигарет.
Матэ подавал большие надежды в футболе, однако стать профессиональным игроком он не мечтал. А однажды к ним пришел настоящий тренер. Весь вечер он просидел у них в кухне, обещая сделать из Матэ второго Женгелера. Матэ смущенно слушал тренера, думая о том, что он вот уже который день работает в шахте, стоя по колено в селитряном растворе. И если он сейчас снимет ботинки и покажет тренеру ноги, то тот просто назовет его конченым человеком.
Не умея как следует объясниться, Матэ напрямик сказал тренеру:
— Ни в какие профессионалы я не пойду, господин тренер!
И вот сейчас, лежа среди раненых и обмороженных солдат, дыша тяжелым спертым воздухом, он все чаще и чаще вспоминал мирную жизнь, в которой не было ни контуженых, ни раненых, ни обмороженных, в которой люди не жили одним днем или часом, как это бывает на фронте.
Новый воздушный налет противника не был для Матэ неожиданностью: в глубине души он ждал его. Утром гитлеровцы подожгли несколько пустых складов. Горела стоявшая неподалеку от школы церковь, которую в прифронтовых условиях использовали как складское помещение для хранения зерна. Въедливый запах горелого хлеба проник и в школу.
Раненые, которые могли вставать, выглядывали в окна, чтобы получше видеть пожар. Но таких было немного. Обмороженные только и говорили, что об ампутациях.
На этот раз самолеты русских появились с запада. Сначала они бомбили станцию. Грохот стоял невообразимый. Санитары носились по комнатам и кричали, стараясь успокоить раненых:
— Не паникуйте! Мы всех сведем в убежище!
Первыми унесли в убежище четырех тяжелораненых, которые лежали ближе к двери. Матэ лежал с закрытыми глазами, зная, что если самолеты будут бомбить и школу, где лежали они, то живым отсюда никто не выберется. Раненые подняли настоящий вой. Санитары не успевали сносить на носилках вниз новых раненых. Те, кто не мог самостоятельно двигаться, лежали и испуганно смотрели прямо перед собой. Несколько человек истерично рыдали, некоторые молились, чтобы санитары поскорее снесли в убежище и их.
Смерть была где-то рядом. Матэ так близко еще никогда не чувствовал ее присутствия.
«Лишь бы пронесло! Лишь бы пронесло! — шептал он про себя. От испуга и переживаний судорога свела ему желудок, голова закружилась. — Неужели мне суждено погибнуть сейчас, в двадцать лет! Вот вскочу на ноги и помчусь куда глаза глядят!» Но в тот же миг внутренний голос зашептал ему: «Ты останешься на своем месте. Ты сам выбрал этот путь. Упади в обморок, делай что хочешь, только не вставай! Если ты сейчас вскочишь и помчишься вслед за другими ранеными, ты пропал. Тебя сразу же разоблачат и под усиленным конвоем отправят на передовую, но самое главное, что тогда ты и сам будешь чувствовать себя трусом!.. Упади в обморок!»
На следующий день Матэ положили на повозку и куда-то повезли. Над дорогой, которая была забита отступающими войсками, несколько раз в день появлялись самолеты противника. Они сбрасывали бомбы, чтобы помешать отступающим войскам выйти из-под удара. Во время одного такого налета, было это уже под вечер, Матэ вдруг почувствовал резкую боль в руке. Сразу стало тепло-тепло.