— Но я по национальности немец, или, как здесь говорят, шваб, — сказал Крюгер и замолчал, ожидая, что ему ответят.
— Именно это и хорошо, — совершенно серьезно проговорил кавказец.
Времени для раздумий тогда не было, так как в бассейне реки Дравы еще шли ожесточенные бои. Гитлеровцы в панике переправились на противоположный берег реки. А Крюгер со своими людьми тем временем уже делил землю в каких-нибудь пятнадцати — двадцати километрах от Дравы. Крестьяне, получившие надел, говорили: «Хватит с меня и одного хольда». А когда вечером из-за реки раздавался артиллерийский грохот, старались отгадать, на сколько же километров продвинулся фронт.
— Сеялка у нас плохая, ничего с ней не посеешь, хоть землю мы и получили, — не без хитрости говорили крестьяне на следующее утро.
— Вот вернемся и починим, — спокойно отвечал им Крюгер.
— И плуги у нас никуда не годные, — жаловались крестьяне.
— Исправим вам и плуги.
— Лошади все раскованы.
— Это ничего, лошадей подкуем.
— И сапоги-то у нас совсем развалились.
— Пришлем вам и сапожников.
— А что с нами будет, если гитлеровцы завтра вернутся?
— Сюда? Да вы что?! Сюда они больше никогда не вернутся!
И все же гитлеровцам на той же неделе удалось переправиться через реку. Крюгер остался с русскими солдатами. Они отсылали его домой, но он так и не пошел. Целый день пролежал в укрытии, наблюдая за гитлеровскими танками. Земля содрогалась от сильных взрывов. В тот же день в шахтерском поселке кто-то распустил слух, что Крюгер улетел на советском самолете в глубокий тыл, а гитлеровцы успешно наступают уже по этому берегу.
Через два дня части Советской Армии окончательно выбили гитлеровцев из той местности. В первый же день освобождения Крюгер снова появился в поселке. Матэ рассказал ему, что о нем тут болтали люди. Утром следующего дня Крюгер пришел на митинг.
— Фашисты уничтожены навсегда! А я, как видите, здесь! — Он улыбнулся. — К слову, не объясните ли вы мне, куда и на чем я улетал?..
— Напиши-ка ты свою автобиографию, — сказал Крюгер Матэ, который, вырывая вокруг себя пучки травы, наблюдал за суетой муравьев.
— Это еще зачем? — спросил он грубо.
— Завтра к нам приедет один товарищ из Пешта, я ему передам ее.
— Брось ты это! — сказал Матэ после долгого молчания. — Кто я такой? Парень из захолустья! Кому я нужен? Выбросят мою автобиографию из окна вагона по дороге в Будапешт. Стоит ли для этого писать?
Крюгер встал и уставился на Матэ:
— Как ты смеешь так думать о товарище из Пешта?!
— Ничего я не думаю, а автобиографию писать не хочу. Мне и здесь неплохо.
— А то поехал бы учиться, — сказал Крюгер и, сунув в рот травинку, начал грызть ее.
— Учиться?
— А чего ты удивляешься? Ты что, никогда не слыхал, чтобы кого-нибудь посылали учиться? Не посылать же нам того старикашку с топором в руках!
— А куда же ты меня хочешь послать учиться, на кого?
— Тебе разве не все равно? — Он пожал плечами. — На какие-нибудь курсы. В конце концов, кого же и посылать, если не тебя? Я уже давно думаю, что мне с тобой делать. И вот придумал! Завтра приедет наш товарищ. Это будет очень удобный случай, чтобы сделать первый шаг.
— Не затрудняй себя, — тихо произнес Матэ. — Не так-то легко мне будет уехать отсюда. Здесь моя мать, сестренки. Кто станет их кормить, если я учиться уеду? Не так-то все это просто.
— Сейчас все просто! — решительно заявил Крюгер. — Как ты себе это представляешь: захотел поехать учиться — и поехал? Так тебя там и ждут! А мы тебе направление дадим, печать райкома поставим. А за своих можешь не беспокоиться: с голода не помрут, поможем.
Матэ молчал и думал: «Вот я уже целый час сижу с Крюгером, а до сих пор даже словом не обмолвился с ним о Флоре».
— И с фамилией тебе что-то сделать надо.
— А что тебе до моей фамилии?
— Мне-то ровным счетом ничего; но звучит она так, словно ты ризничный в соборе. Ты об этом не думал?
— Зато твоя фамилия уж больно хорошо звучит, — со злостью огрызнулся Матэ. — Как будто ты настоящий немец.
На сей раз Крюгер не вспыхнул, как это с ним не раз бывало, когда ему противоречили, а лишь кивнул, словно соглашаясь с Матэ.
— Рано или поздно и я сменю свою фамилию, — согласился он. — Это понятно. Министр внутренних дел меняет теперь названия всех деревень со словом «немецкая». Например, не будет больше Немецкой слободы.
— А что же будет?
— Какое-нибудь другое название, которое ничем не напомнит людям о гитлеровцах.
Матэ мрачно взглянул в серьезное лицо Крюгера.