Однажды, в тот день, когда над марсианским космопортом Восточные Каналы прошел хилый, реденький дождь, даже не дождь, а изморось, я услышал об Амнэ. Пустынные окрестности ожили, но им долго придется ждать следующего дождя, может быть целый месяц. Весть об Амнэ капелькой воды упала на сухую почву. Я узнал, что после смерти Машу ее перерегистрировали и включили в списки несемейных, одиноких космонавтов. Мы всегда быстро узнаем все новости друг о друге. Они растекаются, как вода. И сейчас эта весть — скупая капля с марсианского неба — дошла до нас. Пилоты обсудили ее, как и все, что связано с вопросами семьи, личной жизни. Их это постоянно волнует. Однако в моем присутствии они замолкли. Но я вспомнил свое обещание и подал заявление об отпуске. Служащий навигационного управления подошел к стене, где висели таблички с именами космонавтов, и молча перевернул табличку с моим именем.
Дождь все-таки сделал свое дело. Пустыня за окном посвежела, цвет ее стал гуще и тяжелее. Небо, обычно такое бледное, сейчас стало глубоким, темно-индиговым. Если смотреть на него долго, казалось, что оно засасывает.
Я летел на Землю. На рейсовом корабле было мало пассажиров. За всю дорогу я лишь раз открыл заслон иллюминатора. Марс, окутанный разреженной атмосферой, висел комком жирной, красноватой глины. Его края постепенно затягивались дымкой и наконец растаяли в звездном море. Где-то там остался город Восточных Каналов. Я не находил себе места, волновался, как ребенок, которого впервые взяли в космическое путешествие. Раньше мне и в голову не приходило, что может быть так неспокойно, когда вручаешь свою жизнь постороннему человеку-пилоту.
И все-таки я незаметно уснул. Видел какой-то сон, но, проснувшись, ничего не помнил. Наверно, возраст уже не тот, когда видят незабываемые сны.
Прибыв на Землю, я сразу отправился в космическое министерство. Молодой служащий Комитета планирования мучил меня полдня. Мне пришлось написать добрый десяток заявлений. Потом потребовали удостоверение личности, биографические данные — возраст, место работы, занимаемая должность, фамилия и адрес моего поручителя. Потом пришлось объяснить, для какой цели мне нужны материалы. Все эти сведения молодой служащий выбивал компостером на специальных бланках, входивших в специальную картотеку. Каждая процедура занимала не менее двадцати минут. Я просто бесился от нетерпения, а время тянулось и тянулось. Наконец мне вручили тоненькую, не больше тридцати страниц, брошюру — «Проект и отчет третьей экспедиции на Плутон».
Я пошел в зал напитков, находившийся в соседнем здании. Брошюрку взял с собой. Пробил у входа продовольственный талон и вошел. Зал был битком набит. За каждым столиком веселые компании — мужчины и женщины, работающие в министерстве. В дальнем углу я увидел свободное место. Правда, там сидела парочка. И он и она в форменных куртках с эмблемой — причудливые, стилизованные первые буквы названия Союзного космического министерства. Девушка прижалась щекой к щеке мужчины. Но мне не было до этого дела. Пожалуй, я даже нарочно, сел за их столик. По залу, объезжая все препятствия, медленно двигалась автоколяска-раздатчик. Я нажал на кнопку и взял пакет с напитком Ж-13. По телу, уставшему от нудной и скучной работы, сразу разлилось приятное возбуждение. Я начал читать брошюру.
Третья экспедиция на Плутон! Исторический документ о славном третьем походе! Две предыдущие экспедиции были неудачными. Первая вернулась, не пролетев и половины пути, и совершила вынужденную посадку на Марсе. Подвели двигатели ионной ракеты нового образца. Вторая попытка была предпринята через шесть лет. Звездолет пропал без вести. В последний раз его сигналы принял радар космонавигационной станции на Юпитере. Комиссия по расследованию причин катастрофы установила, что авария произошла из-за неполадок в работе контрольных приборов термоядерного реактора. В дальнейшем это предположение подтвердилось: корабль космофизической лаборатории, проводивший исследования на трассе Марс—Юпитер, обнаружил дрейфующие куски титановой стали, по-видимому осколки бортов звездолета.