— Дорогая, с Нового года я бросаю курить.
— Что это тебе вдруг пришло в голову? — удивилась она. Зачем себя насиловать? Мы ведь не нуждаемся, денег на такое маленькое удовольствие, как табак, вполне хватает. Да и куришь ты мало. Не думаю, чтобы это вредило твоему здоровью.
Жена господина Кэя отлично знала своего мужа, потому и возражала. Но он, что называется, вошел в раж и упорно настаивал:
— Нет, непременно брошу, вот увидишь! С завтрашнего утра не курю.
И он лег спать.
Однако утром он уже не чувствовал такой твердой решимости. Лежа в постели, он ворочался с боку на бок и что-то бормотал себе под нос. Действительно, зачем себя насиловать? Вот так сразу взять и бросить. Может быть, это даже вредно… Ведь такая многолетняя привычка. Разумеется, у него достаточно силы воли, чтобы бросить сразу. Только зачем — вот в чем вопрос. Нет-нет, это дело серьезное, надо все хорошенько обдумать, а без сигареты, пожалуй, и не обдумаешь. Придется закурить. Выкурить одну-единственную, последнюю. Кроме того, это просто предательство по отношению к сигаретам — фигурально выражаясь, не поцеловаться на прощание. Они столько лет служили ему верой и правдой. Убедив себя подобными рассуждениями, господин Кэй снова потянулся к ночному столику.
Однако он ничего не нащупал. Приподнявшись, господин Кэй удивленно заморгал. Где же они? Ведь вечером, он отлично помнит, здесь лежало все: и сигареты, и пепельница, и Зажигалка. Он протер глаза, но это йе помогло. «Может быть, я сплю?» — подумал господин Кэй и ущипнул себя изо всех сил. Боль была, но сигарет по-прежнему не было.
Ага, все ясно: это жена куда-то спрятала. Видите ли, хотела помочь осуществить его решение! И вечно она лезет не в свое дело! Наорать бы на нее хорошенько, да неохота скандалить в первый день Нового года. Тем более что он сам заявил ей об этом. Теперь уж неудобно идти на попятный. Ах, дурак, дурак! И кто его тянул за язык? Делать было нечего. Господин Кэй встал, умылся и уселся за стол.
Позавтракав, он просмотрел поздравительные открытки, потом вышел на веранду, удобно устроился в кресле и развернул газету. И тут заглохшее было желание подступило с новой силой. Он явно ощутил теплый вкус дыма, в горле защекотало, рот наполнился слюной. Господин Кэй минут десять боролся с собой, потом не выдержал и, спрятав поглубже свою гордость, произнес:
— Послушай… Конечно, вчера я принял решение… Но одну-то можно?
— Что — одну? — отозвалась жена. — Бутылочку сакэ?
— Да нет, я про сигареты.
— Как ты сказал — си-га-ре-ты? А что это такое? — На ее лице отразилось неподдельное недоумение.
— Ну, прошу тебя, дай закурить! Ты же прекрасная жена, и я тебя очень люблю. И что мне особенно нравится в тебе, так это чувство юмора. Ты, верно, вспомнила один смешной рассказ. «Сибахама» — так он, кажется, называется. Там жена прячет кошелек, найденный мужем на улице, и уверяет, что все это ему приснилось. Вот и ты, наверно, спрятала все, что может напомнить мне о куреве. Я понимаю, что ты из самых лучших побуждений. Однако не забывай: курить не преступление. Конечно, может быть, стыдно, что я поколебался в своем решении. Но так хочется курить — прямо смерть! Дай, пожалуйста, одну сигаретку! Всего одну!
— Милый, я бы дала тебе все что угодно. Все, что у меня есть. Но как же я дам то, чего сама не имею? Поверь мне, не буду я врать с самого первого дня Нового года: я даже не понимаю, о чем ты говоришь. Что значит «сигарета»?
— Хватит меня разыгрывать! Я не ребенок, в конце концов. Но, уж если ты хочешь, чтобы я объяснил, пожалуйста. Сигарету берут в рот, прикуривают от горящей спички, курят, потом бросают в пепельницу. Подумать только, ты и пепельницу спрятала! А если гости придут?
— Спички есть. А вот что такое пепельница — я тоже не понимаю…
Господин Кэй внимательно посмотрел на жену и пожал плечами. Они были женаты уже не первый год, и он прекрасно ее изучил. Если она говорила неправду, он всегда угадывал. Сейчас жена казалась совершенно искренней.
Господин Кэй оторвал от газеты клочок бумаги, свернул его трубочкой, зажал в зубах закрутку, принес из кухни спички. Жена внимательно наблюдала за ним. На лице ее появилось выражение полного недоумения. И, когда он чиркнул спичкой и хотел «прикурить» свою газетную закрутку, она испуганно вскрикнула:
— Да что с тобой?! Что ты делаешь? Обожжешься! Разве можно так баловаться со спичками! Ей-богу, ты не в своем уме!
— По-моему, это ты не в своем уме! Нет, ты действительно забыла, что такое сигареты?
— Забыла? Да я в первый раз слышу такое слово! Что это? Свечи, что ли? Или инструмент для фокуса?
— Ну, ладно, ладно. Успокойся.
Господин Кэй рассердился и немного испугался. Что-то с ней творится странное. Уж не заболела ли?.. Надо во всем как следует разобраться. Успокоиться самому и все обдумать. Вот сейчас он закурит сигарету… Ах, ты, черт! Сигарет-то и нет…
Надев гэта,[6] господин Кэй спустился в палисадник. Он вспомнил, что иногда бросал туда окурки. Надо их отыскать. Противно, конечно, они небось загрязнились. Но ничего не поделаешь… Согнувшись в три погибели, он обшарил весь палисадник, но нигде не нашел ни единого окурка.
Господин Кэй пошел к черному ходу и открыл крышку мусорного ящика. Но ни пепельницы, ни сигарет там не было. Значит, жена их не выбрасывала.
Может, он сам? Эта мысль уже давно вертелась у него в голове. А что, если он во сне поднялся и, подчиняясь принятому решению, сам выбросил и сигареты, и пепельницу, и зажигалку?.. Но здесь же ничего нет. Значит, никто ничего не выбрасывал. Он снова обошел весь палисадник. На дорожках и газоне не то что окурка, а ни единой пылиночки не было.
Он уселся в кресло на веранде. Развернул газету. Ничего особенного — праздничные новогодние статьи. Никаких чрезвычайных происшествий. Господин Кэй отложил газету, закрыл глаза и попробовал вздремнуть. Но разве тут вздремнешь? Как только он закрыл глаза, перед ним тут же появилась отличная, ароматная сигарета с красным кончиком. Вверх текли фиолетовые струйки дыма. Он так ясно видел ее, что даже почувствовал зуд между указательным и средним пальцами. Господин Кэй вскочил.
— Пойду пройдусь немного, слышишь? — крикнул он жене. Куплю сигарет.
— А разве они тут продаются? — ответила она.
Он не придал значения ее словам. Пусть себе сомневается и удивляется. В конце концов, он не виноват, если с ней приключилось что-то странное.
Господин Кэй надел пальто и вышел на улицу. Все было, как всегда. Хорошая погода, праздничное настроение. Люди неторопливо прогуливаются. Девушки в ярких, нарядных кимоно. Молодые люди в новеньких костюмах. По-видимому, ничего чрезвычайного не произошло. Ну и прекрасно: сейчас он купит сигарет, и все встанет на свое место. Вот и киоск, где он всегда покупает сигареты…
Но… что за дьявольщина?! Господин Кэй чуть не закричал. Табачный киоск исчез. То есть сам-то киоск не исчез, но вывески не было. Еще можно понять, что он закрыт, — сегодня ведь Новый год. Но вывеска… Не утащил же ее торговец к себе домой? Неужели разорился? Какая нелепость — закрыть торговлю, прекратить существование в канун Нового года…
Впрочем, все ведь бывает. Наверно, задолжал, не погасил долг своевременно, ну и пришлось закрыть лавку… Жаль беднягу. Такой вежливый был, обходительный… Господин Кэй почесал в затылке и решил дойти до станции электрички. Это не так уж далеко. На станции есть буфет. Он работает без выходных, даже в праздники.
Однако странности не прекращались. Еще один табачный киоск, по дороге на станцию, тоже, кажется… И вывески нет, и вообще никакого намека на то, что здесь торговали сигаретами. Господин Кэй все больше и больше хмурился.
Кто его знает, что происходит… Может быть, забастовка профсоюза торговцев табачными изделиями? Весьма вероятно. Причин сколько угодно — хотя бы малые прибыли. Знал бы заранее, так закупил бы впрок. Впрочем, забастовка, наверно, скоро кончится. Потребители поднимут такой шум, что табачникам тошно станет… Размышляя таким образом, господин Кэй дошел до станции.
6
Гэта — род сандалий или босоножек на деревянной подошве, без задника, с двумя полосками кожи.