И о том, что случилось со мной прошлой ночью, я лишь упомянул в двух-трех словах, когда болтал с коллегами во время обеденного перерыва. А потом нас захлестнули более важные дела: прогноз бейсбола, наши успехи в игре в маджонк, прибыли, получаемые нашей фирмой, и в связи с этим возможные размеры годовой премии, перемывание косточек начальству, кинозвездам и даже международным политическим деятелям и так далее и тому подобное…
Однако после происшествия с ниндзя у меня возрос интерес к газетам. Я с затаенным трепетом разворачивал скучнейшие серые листы и все надеялся, что, может быть, где-нибудь случилось нечто подобное. Хотя вряд ли потерпевший даст ход этому делу. Ведь и я сам, оправдываясь перед собственной совестью и внутренне ссылаясь на ужасную занятость, не отнес утром в полицию древнее орудие, с помощью которого невидимый убийца пытался проникнуть в мой дом.
Вообще-то я ужасно невезучий: никогда я не вижу ничего из ряда вон выходящего, и ничего удивительного со мной не случается. А вот среди моих приятелей сколько угодно людей, которые видели не то что летающие тарелки или какого-нибудь паршивого марсианина, а даже самые настоящие привидения. Помню, один рассказывал, как вернулся вечером домой — жил он один, квартира была заперта, и окна и двери, — вернулся и видит: сидит за столом некая бледная личность и поедает его ужин. И жадно так ест, просто смотреть противно. Ну, приятель мой и говорит. «Ах, ты, такой-сякой, что это ты тут делаешь?!» И зонтик хватает, хочет его по башке треснуть. А тот и глазом не моргнул, слизнул с тарелки последние крошки, встал и уже на ходу бросил: «Да, я привидение, лет сто назад умер, с тех пор даже корочки во рту не было, теперь ничего, наелся…» И прошел сквозь стену… Правда, после того приятель месяца два лежал в психиатрической клинике, но это уже не имеет значения.
А другому еще больше повезло. Он четыре раза был свидетелем невиданных в истории железнодорожных катастроф. Одну из них ему удалось запечатлеть на фотопленке и потом продать снимки в газету. Бешеные деньги заработал! Хотя в пятой катастрофе он уже оказался не свидетелем, а пострадавшим. Бедняга скончался в больнице от ран…
Вот я и говорю: есть же такие счастливчики! А мне бы хоть незначительное происшествие увидеть, ну, хотя бы как велосипед опрокидывает детскую коляску. Так нет — куда там!
Вот я и подумал, что уж если ниндзя на меня напали, то на других-то и подавно. Потому я и рылся в газетах. И что вы думаете? Я был вознагражден за свое упорство. Почти каждые три дня в отделе происшествий появлялись коротенькие заметки о том, что прохожий был ранен неизвестно откуда брошенным метательным ножом. А однажды появилась большая статья о юноше, ходившем в вечернюю школу, которого ранили довольно тяжело. Тут же была фотография юноши с обмотанной бинтом головой и фотография оружия. Нож как две капли воды походили на тот, который бросили в меня.
Самым смешным было то, что в этом же номере поместили интервью с доктором исторических наук, специалистом по ниндзя. Сей ученый муж заявил следующее:
«Совершенно очевидно, что метательные ножи, которыми было нанесено увечье, ни в коей мере не могут считаться детской игрушкой. Они изготовлены из лучших сортов стали и с большим знанием дела. Очевидно, здесь потрудился даже не обычный оружейник, а опытный мастер, специализирующийся на производстве подобных ножей. Кроме того, не подлежит сомнению, что ножи подобной формы в старину служили оружием ниндзя школы „кога“, а не „ига“, как утверждают некоторые профаны…»
На соседней полосе красовалась беседа с комиссаром полиции:
«…За последнее время у нас участились случаи хулиганства, я бы сказал злостного хулиганства, с нанесением увечий мирным гражданам при помощи оружия ниндзя. Судя по величине и весу ножей, а также по силе и точности удара, можно утверждать, что преступник — человек вполне взрослый, очень ловкий и наделен недюжинной физической силой. Органы полиции квалифицируют его действия как злостное хулиганство, которое нужно немедленно пресечь…»
«Немедленно пресечь…» Знаю я эти разговорчики! А что пресекать-то? Ведь в полицию приходили лишь пострадавшие, только их и допрашивали. Ко мне тоже пришли. Тот самый идиот полицейский. На этот раз он разговаривал куда вежливее. Зато уж я ему отплатил: цедил слова сквозь зубы и, кроме «да» и «нет», ни единого словечка он из меня не вытянул! Однако меня не покидало ощущение, что это только первые звенья в цепи удивительных происшествий.
Так оно и было. Время шло, а события разворачивались, охватывая все более обширное пространство.
И вот наконец таинственный преступник был обнаружен патрульными полицейскими на месте преступления, в тот самый момент, когда он собирался бросить нож. Он пустился наутек, оказал сопротивление и был ранен в ногу. И все это в столице, в одном из аристократических районов! Полицейский тоже пострадал: метательный нож вонзился ему в горло. А этот человек — или не человек, кто его знает, во всяком случае, он был в одежде ниндзя, — как только его ранили, тут же исполосовал себе лицо кинжалом и покончил с собой, откусив язык… Фантастическое мужество!
В столовой нашей фирмы начали поговаривать на эту тему. Акции ниндзя поднялись. Правда, «игра в ниндзя» еще не котировалась по первому разряду, но уж на четвертое место определенно выбилась. Конечно, никто не мог сказать ничего определенного, кроме того, что есть же на свете странные случаи помешательства.
Газеты старались вовсю. Каких только высказываний и бесед не печатали! Появилась даже статейка под заголовком «Предоставляем слово деятелям культуры». А что знали эти самые «деятели культуры»? Просто смех читать — беспомощный детский лепет:
«…чрезмерное увлечение произведениями на тему ниндзя…»
«…телевизионным компаниям пора пересмотреть свои программы…»
«…когда взрослые люди впадают в ребячество, имеющее такие тяжкие последствия, культура и прогресс бессильны — это уже область невропатологии…» и т. д. и т. п.
Особенную чушь написали в одном третьесортном бульварном журнальчике. Там поместили здоровенную статью под шапкой «„Ниндзя“ — крупная тайная организация?»
Автор пытался связать эти происшествия с деятельностью шовинистических или бандитских организаций, что, впрочем, почти одно и то же. Однако у него ничего не получилось. Конечно, можно допустить, что скопища каких-то фанатиков демонстрируют свою силу. Но тут вставал вопрос: для чего? Ведь все должно быть хоть как-то обосновано. А автору ничего не удалось обосновать. Правильным казалось лишь предположение, что ниндзя, разделившись на две группы, нападают друг на друга, а прохожие являются случайными жертвами.
Один из сослуживцев как-то сказал:
— Подумать только, какие ортодоксы эти самые ниндзя! Что делают — уродуют себя до неузнаваемости, не хотят, чтобы кто-нибудь увидел их лица!
— Ну, знаешь ли, — возразил я, — вряд ли настоящие средневековые ниндзя перед смертью уродовали свои лица. Еще в середине шестнадцатого века, в так называемую «эпоху войн», может быть. И то лишь в отдельных случаях. Мне кажется, литераторы, для того чтобы взбудоражить читателя, немало постарались, изображая их чудовищно жестокими и сверхстойкими. А на самом деле профессия ниндзя, наверно, была скромной и незаметной.
Правильность моих слов подтвердилась несколько позже. Я долго ломал голову над этим вопросом. Кто знает, не произошло ли тут смещение времен? Может быть, прошлое и настоящее наслоились друг на друга, как об этом пишет в своих бредовых научно-фантастических рассказах писатель С.К.? Ведь никто не поручится, что этого не может быть в действительности. Об этом же я читал в исследованиях иностранных ученых — Дж. Фени, Ф. Эдвардса, С. Фота. Некоторые наши издательства охотно печатают их книги. Там то и дело описываются подобные явления и подкрепляются примерами из жизни. Однако я был крепок телом и духом, я был «белый воротничок», носитель непоколебимого здравого смысла и обладатель твердой зарплаты, и моим вкусам куда больше соответствовали высоконравственные произведения, такие, как «Лунь юй» Конфуция, или исторические романы о великих фехтовальщиках средневековья, или на худой конец «Леди Чаттерлей». А научная фантастика казалась мне несусветной чушью. Вот и Конфуций, которого я не переставал и не перестаю бесконечно уважать, сказал: «Не подобает мужу говорить о силах тайных и темных и о божествах, разнузданных в бешенстве своем». И потом, если вдуматься в действия новоиспеченных «ниндзя» и сравнить их с поведением настоящих средневековых ниндзя, разве не станет ясно, что тут мы имеем дело с нашими современниками, надевшими чужую личину, а не с предками, скромными и полными достоинства, брившими голову и лишь на макушке собиравшими прядь волос в пучок тенмагэ?