Выбрать главу

«Я думаю, это все сверху делается. То, что сделал Сталин, власти не акцентируют во всех его преступлениях. Вот это плохо. Просто не говорят.

А зачем? Можно молчать, и все».

Комментарии участников опроса, проведенного радиостанцией «Эхо Москвы»

Многие люди, участвовавшие в опросе, сетуют на то, что в наше время в стране мало порядка, но решать проблемы с помощью жесткой руки, как это делалось в сталинские годы, хотели бы лишь единицы.

Казалось бы, о XX съезде известно все, и сказать о нем что-то новое невозможно. Но он окружен таким количеством слухов, мифов и просто неточностей, что их очень сложно отделить друг от друга и разобраться, что же и как происходило на самом деле.

«Почти все, кто рассказывает о докладе Хрущева, ошибаются, говоря о докладе на XX съезде.

На самом деле, строго говоря, доклад Хрущева был сделан не на съезде, а после его завершения, то есть после принятия решения. Именно поэтому в решении съезда не было ни одного критического слова в адрес Сталина. И неправильно говорить, что XX съезд осудил сталинский режим. К тому же доклад был секретным, не предназначенным для публикования, он распространился благодаря представителям Польши, присутствовавшим на съезде».

Из письма Степана Анастасовича Микояна

Действительно, на самом XX съезде партии никакого доклада Хрущева не было. Съезд прошел по обычному сценарию. В повестке дня стояли: отчетный доклад ЦК КПСС, докладчик – Никита Сергеевич Хрущев; отчетный доклад Центральной ревизионной комиссии КПСС, докладчик – Москатов; Директивы по 6-му пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1956–1960 годы, докладчик – Булганин; выборы центральных органов партии, докладчик – Хрущев. Говорилось о мирном сосуществовании, о многообразии путей, ведущих к социализму. То есть шел ординарный, ничем не выдающийся, если можно так сказать, съезд с обычной повесткой дня. «Бомба» разорвалась 25 февраля, на закрытом заседании уже не съезда партии, а пленума ЦК КПСС.

А на самом съезде вопрос о культе личности не поднимался, и даже в урезанной формулировке не был включен в повестку дня. И это была не случайность и не оплошность. Это было сделано специально, чтобы лишить делегатов съезда возможности каким-то образом осознанно реагировать на этот вопрос, чтобы не допустить никакого обсуждения.

Некоторая критика Сталина на съезде прозвучала только в речи Микояна, который разбирал учебник по краткому курсу истории ВКП(б) и наличествующие там фальсификации. Кроме того, он критично оценил всю советскую литературу по истории Октябрьской революции и Гражданской войны. Причем зал воспринял его выступление весьма негативно. Но зал тогда еще не подозревал, что ждет многих участников съезда на предстоящем закрытом пленуме ЦК КПСС.

После прочтения доклад с грифом «совершенно секретно» был разослан по братским партиям. На съезде присутствовали, как обычно это было на всех съездах КПСС, делегации братских коммунистических рабочих партий. На закрытый пленум их не позвали, но доклад члены всех пятидесяти пяти партий потом получили. И одна из рядовых сотрудниц ЦК Польской объединенной рабочей партии, которой попал в руки этот доклад, сняла с него копию и передала его своему другу, Виктору Граевскому. А тот с помощью израильского посольства переправил копию в израильскую контрразведку, и оттуда уже доклад разошелся по Западу.

К рядовым же гражданам СССР текст доклада вообще не попал. По всей стране прошла серия партийных и комсомольских собраний, на которых его зачитывали и обсуждали. Но при этом впервые опубликован в открытой печати в нашей стране доклад был в 1989 году, то есть только в годы перестройки. А в США он был издан и на английском, и на русском языках уже летом 1956 года.

«Да, мы действительно растянули реабилитацию на многие годы вместо того чтобы, раз признавшись в своей ошибке, реабилитировать всех сразу. Почему же мы этого не сделали? Я говорю „мы“, имея в виду и лично себя. Так почему мы разыгрывали акты реабилитации вместо того, чтобы оправдать всех сразу? Почему устраивали видимость судебного разбирательства при оправдании? Потому что если бы мы поступили иначе, если бы мы поступили по совести, наш народ окончательно уверился бы, что мы – мерзавцы. Мерзавцы, то есть те, кем мы и были на самом деле».

Анастас Микоян.