— Глядите! — Бай Тишо вытянул руку вперед.
Стая сизарей, взмыв слева от дороги, спокойно перелетала шоссе прямо перед ними. Их распростертые крылья заслонили светящийся еще над горами краешек солнца, и стая превратилась на миг в синее облачко. И тут же оно распалось: голуби опустились на землю с правой стороны, и поле в этом месте засинело.
— Ради одного этого стоило… — широко развел руки бай Тишо.
И вдруг его охватил озноб.
— А-а… не хватает… нечем дышать…
Пока они сообразили, что он хочет, пока расстегнули рубашку, он обмяк в их руках. В больницу! Скорее в больницу! Ангел развернулся и погнал к городу. Машина подскакивала на выбоинах, больной стонал… Наконец приехали, вытащили из машины, понесли на руках. Бай Тишо приоткрыл глаза, увидел голые белые стены коридора.
— Зачем опять сюда?
Шагов через десять проговорил отстраненно, как сквозь сон:
— Похожи на синее облако… Как хорош день на исходе…
Дежурный врач, все тот же Стоименов, от которого он прятался в туалете, появился тотчас и шел за ними остаток коридора. Помог уложить его на кровать, привычным движением задрал вверх одежду и, прямо ухом приложившись к груди бай Тишо, застыл, вслушиваясь в слабые проблески жизни и в упор, не мигая, глядя на них — на него и на Ангела. Им показалось, что прошла целая вечность, пока наконец Стоименов отлепил свою покрасневшую щеку от неестественно белой груди бай Тишо, опустил его рубашку и начал медленно-медленно заправлять ее в брюки.
— Куда это вы таскали его, ребята? Он бы месяц-другой протянул еще…
Ему хотелось спросить, неужели все кончено, но вместо этого он молча сел на краешек кровати и уставился в лицо умершего. Вот и увидел он ее, ту, при одной мысли о которой его сковывал страх. С малых лет он знал, что она оставляет после себя пустоту, которую ничто не в силах заполнить. Она отняла у него мать, когда он не успел еще запомнить даже ее лица, и всю жизнь в его душе зияет пустота, рана. Она давно уже перестала кровоточить, но не затянулась до сих пор. Да, он давно знает о н е й. Но ему и в голову не могло прийти, что первая встреча с н е й произойдет у постели человека, которого он, как и большинство югнечан, считал едва ли не бессмертным.
XXVI
Ангел трахнул кулаком по двери, промчался по коридору, грохоча ботинками, как рота солдат, вскочил в газик и погнал по первой же широкой улице. Справа и слева понеслись крики, ругань, какой-то мужчина выскочил на середину мостовой и энергично замахал руками; он резко крутнул руль, мелькнула мысль: не сбил ли задним крылом, и тут же он забыл о нем. Он жал и жал на газ, слившись с рулем, не ощущая, как все больше увеличивает скорость. В какой-то момент он понял, что выехал за город: шоссе растворялось в сумерках, а навстречу побежали узкие пучки света.
Как сквозь сон он расслышал звук сирены. Выла сзади на полную мощь. Руки и ноги сработали рефлекторно, отклонив машину вправо и затормозив ее у бровки, а милицейская «Волга» уже обогнала его и замерла впереди.
Милиционер выскочил из машины, бросился к нему, и он узнал лицо: только что видел его перед собой на середине улицы. Что ему надо? Губы шевелятся, что-то говорит… Опять же рефлекторно рука потянулась за документами. Милиционер прочитал, поднял голову, и только теперь Ангел услышал его: что делал на главной улице в это время и почему не остановился… Голос резкий, злой.
— В молчанку играешь? Ты что, немой? А ну, вылезай!
— Не могу.
— В чем дело?
— Не могу… Нужно сообщить… Срочно. Сейчас, вот здесь, на этом месте…
Рука потянулась к соседнему сиденью, но пальцы в испуге отдернулись, и голова упала на руль.
— Вылезай и объясни как положено.
— Не могу… Ехать надо. Умер он. Надо сообщить.
— Кто умер? Где?
— Бай Тишо… В больнице.
— Какой бай Тишо? Югненский?
Он, корчась, мотнул головой.
— И куда же ты несешься?
— Надо сообщить… Там ждут.
Милиционер, посомневавшись, внимательно оглядел его.
— Машину сможешь вести?
Он молча кивнул.
— Но только за мной. И не обгонять! Ясно?
Он снова кивнул.
Тронулись. Милицейская «Волга» впереди, он за ней. Вот и Югне, административное здание. Лейтенант вышел, а он не мог шевельнуться, словно окаменел. Не мог. Не смел. Как войти и сказать? Ведь они все сейчас там, наверху, все правление… Заседают.
— Ну, давай, давай! — дергал его милиционер. — Ничего не поделаешь. Да и мужик ты, в конце концов!