Разве раньше посмел бы кто так говорить с ним? А сам он стал бы разглагольствовать с таким подонком, как Илия? А вот ведь, не только дослушал до конца, но даже позволил, чтобы последнее слово осталось за ним. С ним, с Тодором Сивриевым, явно что-то происходит, он что-то теряет, он уже не прежний и сам не знает, к добру ли эти перемены.
Милена и дома была все так же возбуждена, взволнована. У него на работе черт-те что, а она целый день носится со своим назначением! Сказать ей, что шанс, на который она уповает, никогда еще не был столь несбыточен, как сейчас? Но стоит ли тревожить ее, когда с ним самим неясно? Лучше подождать неделю-другую: или с ним все будет кончено, или в делах появится определенность… Он вспомнил, чего ради явился пораньше — ради прогулки. Встал у окна и долго глядел на пологий склон.
— Андрей дома?
— Во дворе играет.
— Пойдем погуляем? Втроем. На Цинигаро.
Она была настолько потрясена неожиданным предложением, что в голосе ее прозвучало сомнение:
— Втроем? Сейчас?
Все еще глядя в окно, он подумал, что никогда раньше не мог выкроить для них времени и только теперь… Сказал, чтоб они собирались и шли, а он догонит, сам же спустился вниз, на узкую площадку у самой воды, огороженную наподобие террасы, — нужно было взять себя в руки. Вслушиваясь в отдающийся от стен каменного ложа грохот, он припомнил, как два с лишним года назад он впервые услышал шум реки и ужаснулся: как же здесь жить, не уснешь, на что дед Драган ответил: «С хорошим, как и с плохим, свыкаешься. А когда дом стоит над быстрой, сильной рекой, это хорошо. Даже если захочешь забыть, что ты песчинка на этом свете, так река не даст. Запиши и запомни». Так и вышло. Он очень скоро свыкся с шумом, грохотом, как свыкаешься с новой одеждой, с новой шапкой, новыми ботинками, свыкся настолько, что будет тяжело, если придется расстаться с хаосом звуков, отражающим устремленность движения. Такое же буйство звуков неслось над рекой и тысячи лет назад. С точки зрения вечности время его пребывания в Югне — всего лишь миг! Может ли этот факт, однако, служить оправданием тому, что он не успел оставить заметного следа на югненской земле?
Он никак не мог освободиться от чувства омерзения и подавленности, охватившего его после разговора с молодым хозяином. Хотел на крючок его подцепить, а позволил уйти целым-невредимым. Непозволительно капитулировать перед такими субъектами, как ничтожество Илия Чамов, без которых время и новейшая история, то есть наше время, наш отрезок истории, прекрасно обходились и обойдутся впредь.
Не этому ли учила его вся предыдущая жизнь? Или он обманывал себя, идеализируя и время, и основу своего «я»? Так что же заставило его сначала ввязаться в гнусный разговор, даже поддерживать его, а потом дать Илии уйти безнаказанным? Страх? Усталость? Или та перемена в нем самом, в которой он не может пока разобраться?
Он увидел Милену с Андреем уже на улице, сворачивающих к мосту. Сокращая путь, пошел через приусадебный участок. У площади за углом забора послышался смешок и голос Илии: «Не вру, в чем мать родила…» — «Заливаешь…» — «Ей-ей! Такая… гладкая, но не толстая».
Слышали они его шаги или нет? Не могли не слышать. Но молодой хозяин, не понижая голоса, продолжал: «Как белая выдра: упитанная и книзу сужается».
Он остановился у группки сидящих на корточках мужчин, кашлянул. Несколько парней поднялись, смущенно опустив глаза, отступили в сторону.
— Илия, возьми свои слова обратно.
— А чего ради? Говорю, что знаю, — нагло уставился он на Тодора.
Руки свело, в плитках белого ушавского мрамора площади сверкнули молнии, но он овладел собой и, не сказав больше ни слова, прошел мимо. Встретилась еще группка людей, среди них Трайко Стаменов; перешептываясь, свернули к ресторану, сделав вид, что не заметили его. Ему всегда было безразлично, здороваются с ним подчиненные или нет, а тут вдруг на душе стало муторно. Стиснул зубы, а губы невольно скривились, словно взял в рот вяжущую неспелую грушу. Своих он догнал у самого подножия холма.
Серпантин проселочной дороги вывел их на ровную поляну. В северном ее краю поднимался дальше ввысь зеленый холм, а с южной стороны крутой спуск вел в долину. Отсюда хорошо просматривались теплицы, консервная фабрика, персиковый сад, село, Струма, Желтый Мел. Именно эту картину подспудно хотел он увидеть.